Неделя 11-я по Пятидесятнице. Глас 2. 

АПОСТОЛЬСКОЕ  ПОСЛАНИЕ:   1 Кор., 141 зач., IX, 2-12.

ЕВАНГЕЛЬСКОЕ ЧТЕНИЕ: Мф., 77 зач., XVIII, 23-35. .

Тропарь Собора Московских святых

Днесь пророчество святителя Петра/ пред очами нашими сбывается,/ сердце бо России град Москва/ свыше славу велию приемлет,/ украшаем, яко бисером честным,/ многим сонмом Божиих угодников;/ к нимже мы любовию возопиим:/ о, пречуднии святителие,/ исповедницы и мученицы новии,/ благовернии князие, преподобнии отцы,/ и премудрии юродивии,/ и вси святии, знаемии и незнаемии,/ яко благочестия столпи,/ молите Христа Бога/ стране нашей в мире спастися.

Кондак Собора Московских святых

Возвеличися ныне, граде Москво,/ велиих даров духовных сподобляющися,/ яко сокровищница пречестная/ святыням и мощем угодник Божиих/ и отечество возлюбленное многим святым,/ к их же помощи усердно прибегаем:/ о святых Московских дивный сонме,/ вашими ученьми и деяньми/ вкупе и страданьми за Христа,/ души наша просветите/ и спасения нам присно будите ходатаи.

-----------------

СОБОР МОСКОВСКИХ СВЯТЫХ

Празднование Собора Московских святых было установлено в 1997 году по благословению патриарха Алексия II и решению Священного Синода. Собор Московских святых включает 542 святых угодников Божиих, из них 81 человек до ХХ века, 461 человек ХХ века, 453 человека – новомученики и исповедники.

Празднуя память святых в один день, Церковь воздает каждому из них равную честь, как небесным покровителям города Москвы и молитвенникам за наше Отечество.

* * * * *

 «ПРИБАВЛЕНИЕ УМА»

почитаемая в Православной церкви икона Богородицы.

По преданию икона была написана в XVII веке после видения неизвестным иконописцем Божией Матери. Этот иконописец во время раскола русской церкви никак не мог уразуметь для себя смысла никоновской реформы и впал в безумие. Тогда он стал горячо молиться Пресвятой Богородице о вразумлении. После Её видения он получил обещание об исцелении, если он напишет икону Богородицы в том виде, в котором Она ему явилась. Иконописец исполнил свой обет и назвал написанный образ «Прибавление ума Пресвятой Богородицею». Оригинал хранился в Спасо-Преображенском соборе города Рыбинска.

Прототипом этой иконы является статуя Богоматери, находящаяся в Доме Богородицы в итальянском городе Лорето. Эта связь установлена Андреем Александровичем Титовым в начале XX века. В России сказание о Лоретской Богоматери известно с XVI века, а непосредственным иконографическим источником иконы «Прибавление ума» послужили гравюры с изображением лоретской святыни.

На иконе Богоматерь и Христос изображены спелёнутыми фелонью. На головах у Марии и младенца царские венцы. В левой руке у Христа держава. В верхней части иконы находится арка и светильники. По обеим сторонам нарисованы ангелы, которые держат в руках зажжённые свечи. Под ногами Богоматери и над её головой изображёны херувимы с распростёртыми крыльями.

В нижней части иконы часто бывает написан текст: «Изображение Пресвятые Богородицы прибавлением к житию судити живых и мертвых от смертного убийства защищает, от тлетворных ветров, от озноба, от трясавицы, от находа зверей ядовитых, от врагов и мшиц, и комаров».

В Покровском храме города Тутаева хранится почитаемая чудотворной икона «Прибавление Ума». К ней обращаются за помощью в учёбе, избавлением от душевных заболеваний, просветлением мыслей и т. п.

В Москве образ Божией Матери «Прибавление ума» есть в храме в честь Тихвинской иконы Божией Матери в Алексеевском, что на Церковной Горке у метро «ВДНХ».

* * * * *

МИТРОПОЛИТ АНТОНИЙ СУРОЖСКИЙ

РАДОСТЬ ПОКАЯНИЯ

 Говение - это момент, когда с обновленной силой и снова, по-новому мы должны задумываться над жизнью и над собой. Над жизнью - какой ее Господь задумал для нас, и над собой - какой мы эту жизнь сделали. В том и заключается покаяние, чтобы как бы измерить расстояние между тем, что задумал Господь, и тем, что мы осуществили; между тем, что нам было дано и что мы использовали или нет, исполнили либо не исполнили.  Это надо делать - и не раз в жизни. Мы часто оставляем эту задачу до нашего предсмертного часа, до последней нашей болезни, до момента, когда вдруг обнаружим, что неисцельно больны или что находимся в смертельной опасности. И тогда, перед лицом страха, перед лицом смерти, перед опасностью мы вдруг делаемся по отношению к себе, к жизни, к людям, к Богу - серьезными. Мы перестаем играть в жизнь. Мы перестаем жить так, будто пишем только черновик, который когда-то позже - о, много позже! потому что кажется, что времени-то столько впереди - будет превращен во что-то окончательное. И никогда этого не бывает, потому что старость, одряхление тела, ослабление ума, внезапная смерть, обстоятельства застают нас врасплох и уже не дают времени. И очень страшно думать, что может настать момент, когда окажется поздно.  

<…> Мы называем себя христианами: "Я христианин". Это говорили мученики в первые века христианства; это слова, которые они произносили, свидетельствуя о том, что Бог и Христос им дороже жизни, и этими словами они себя предавали на поругание, на пытки и на смерть. Эти слова были решающими в их судьбе. Впервые христианами были названы ученики Спасителя в Антиохии; не только потому, что они принадлежали малой, еле известной, но требующей к себе внимания новой секте, а потому, что люди в них узнавали учеников Христа. В первые два века разные христианские писатели обращались к язычникам, стараясь дать им понять, что такое христианин; и, например, Тертуллиан пишет, что люди, окружавшие христианскую семью или малую по тогдашнему времени христианскую общину, часто говорили: "Как они друг друга любят!" Любовь живая, кроткая, зрячая, творческая, любовь одного человека к другому, одной семьи к другой, одной общины к другой была отличительным признаком христиан в то время. Теперь этого сказать нельзя; даже в семье этого нет, даже в малейшей общине этого нет. Если и есть какая-то любовь, то общая, обычная, та любовь, которую можно встретить и среди неверующих и язычников: естественная, природная, животная любовь. Но не та любовь, которая родилась из чуда обновления, совершаемого Духом Святым над нами. Об этом нам тоже надо задуматься... Страшно, что никто не может узнать в нас христиан, если мы сами об этом громко не заявим, часто вызывая удивление: неужели христианин - это?.. Зачем же быть христианином, если ничем не отличаться от других? Ни отсутствием страха перед страданием, болезнью, опасностью, смертью; ни отсутствием жадности по отношению к тому, что можно получить или вырвать у жизни (а значит, у другого человека) душевно, телесно, материально; ни любовью, то есть отказом от холодности, безразличия, забывчивости или прямо враждебного отношения, длительной, горькой, ядовитой ненависти... И вот перед каждым из нас стоит этот вопрос. Я не могу себя назвать даже человеком в полном смысле этого слова; я персть, земля, я принадлежу к животному миру, но не принадлежу к миру Божественному. Искры этого мира порой сияют во мне; они проходят во мне, как по небосклону проходит падающая звезда, - на мгновение освещается моя тьма, лишь на мгновение другой человек может что-то уловить: в этой тьме что-то блеснуло, чего он раньше не видел... Я не могу назвать себя и христианином, потому что та любовь, которая во мне есть, не в меру Божественной любви, той любви, которую нам заповедал Господь: Кто Меня любит, тот заповеди Мои сохранит... А мы мимо заповедей проходим. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15, 13). Апостол Павел пишет, говоря о Христе, что едва ли кто готов умереть за своего друга, а Христос умер за нас, когда мы были Ему еще врагами, чужими... Он умер не только за тех, которые Его узнали, стали Его учениками, достойными или недостойными, но и за тех, кто Его засудил беззаконным судом, и за тех, кто Его физически распинал, пригвождал ко кресту: Прости им, Отче! Они не знают, что творят... И вот перед каждым из нас должен постоянно стоять этот вопрос: христианин ли я? Может ли кто-нибудь через меня узнать лик Христов? Почуять биение Христовой любви в моем сердце? Познать мудрость и правду Божию в моих словах и мыслях? Узнать Божий пути в моих действиях, в том, как я отношусь к жизни, к каждому человеку, к Богу?

Апостол Павел говорит, что придет смерть, а за смертью суд. Да! К каждому из нас придет смерть, и каждый из нас, рано ли, поздно ли (когда - нам неведомо) встанет перед Божиим судом. А Христос порой произносит строгие слова: суд будет без милости тем, кто не оказал милости, кто был безжалостен, бессердечен, безлюбовен... Не потому, что Бог окажется таким же "безжалостным" и "безлюбовным", как мы, а потому, что спасение заключается в том, чтобы включиться в поток Божественной любви, чтобы соединиться любовью с любовью. А если в нас нет этой любви, если в нас нет способности к любви, открытости, нет сердца хотя бы жаждущего любви, мы включиться в нее не можем. Мы встанем и, по слову Достоевского, обнаружим, что единственный смысл всей жизни был - любовь, и мы свою жизнь до конца обессмыслили, опустошили и стоим без содержания и даже без способности принять то содержание, которое Господь может нам дать. Божий суд не заключается в том, чтобы Господь измерял наши добродетели, чтобы Он расценивал нашу искушенность в предметах веры. Подумайте над тем евангельским чтением, которое предшествует Великому посту: притча Христова об овцах и козлищах. Все вопросы, которые там ставятся, сводятся только к одному: когда ты был на земле, у тебя сердце было каменное или живое? Ты голодного накормил? Холодного согрел? Нагого одел? Заключенного в тюрьму, отверженного людьми посетил? Была ли в тебе жалость или в тебе жило только безразличие, надменность, самодовольство, как у богача, который пировал, тогда как у его порога с голоду и холоду умирал Лазарь?.. Это единственный вопрос, который ставится: было ли у тебя человеческое сердце или камень вместо него? Если у тебя была человеческая любовь, то она может расцвести в меру Божественной любви; но если человеческой любви нет, то с чем может соединиться любовь Божия?..

Не в том беда, что мы не многих любим, - мы неспособны любить очень многих, наше сердце слишком узко (как говорит апостол Павел: тесно в ваших сердцах...). Но как мы плохо, нетерпеливо, неласково, неумно любим и тех, о которых говорим, что они нам дороги! Как нам надо задуматься над теми, кто нас окружает, и поставить себе вопрос: какова моя любовь к ним? В радость - или в тягость? Потому что бывает и так, что наша любовь может удушить человека, она для него не свобода, а рабство; человек стонет от того, что мы называем "любовью", когда мы знаем лучше него, в чем его счастье, что ему нужно, где его радость, когда мы у него отнимаем всякую искорку свободы, творчества, потому что сами хотим управлять его жизнью так, чтобы ему "лучше" было...

https://predanie.ru/book/70595-radost-pokayaniya/