ПРИХОДСКОЙ  ЛИСТОК                   

Неделя 14-я по Пятидесятнице. Глас 5.

АПОСТОЛЬСКОЕ  ПОСЛАНИЕ     2 Кор., 170 зач., I, 21 - II, 4

ЕВАНГЕЛЬСКОЕ ЧТЕНИЕ  Мф., 89 зач., XXII, 1-14. 

Тропарь Святому и Пречестному Поясу Пресвятой Богородицы, глас 5

Кондак Святому и Пречестному Поясу Пресвятой Богородицы, глас 6

ПОЛОЖЕНИЕ ЧЕСТНОГО ПОЯСА ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ

В ХАЛКОПРАТИЙСКОМ ХРАМЕ

Согласно древнему церковному преданию, оставляя этот мир для того, чтобы соединиться со Своим Сыном и Господом, Пресвятая Богородица завещала две Свои одежды двум бедным еврейским женщинам, служившим Ей. Они бережно хранили эти реликвии, передававшиеся от поколения к поколению. В правление Льва I христиане Гальвий и Кандид получили ризу Богородицы, прибегнув к простительной хитрости, и положили ее во Влахернской церкви (Праздник Положения честного Пояса Пресвятой Богородицы в Халкопратийском храме следует отличать от праздника Положения честной Ризы, или Мафория, Богородицы во Влахернах, который празднуется 2 июля и 1 октября).

Пояс Богородицы был обретен при неизвестных обстоятельствах в епархии Зела, близ Амасии в Понте. Около 530 года, в правление Юстиниана, он был привезен в Константинополь и положен в Халкопратийской церкви, находившейся к западу от Святой Софии, в квартале медников. В этот день в Халкопратийском храме отмечался престольный праздник и память обретения двух хранившихся там драгоценных реликвий – честного Пояса Богородицы и Пелен Христовых. Данные агиографических источников весьма туманны и противоречивы. Здесь приводится версия «Константинопольского Синаксаря», подтверждаемая «Императорским Минологием» (XI в.). Однако в том же тексте, как и в «Минологии Василия II», далее говорится, что перенесение святыни произошло при Аркадии, сыне Феодосия (395–408). С другой стороны, известно, что строительство Халкопратийской церкви было начато Пульхерией, а закончено только при Льве I. Возможно, церковь была разрушена землетрясением и затем восстановлена Юстином II (565–578), который сделал большой вклад в этот храм и построил часовню для честного Пояса. 12 апреля в «Синаксаре» поминается другое перенесение честного Пояса – из Зелы в Константинополь, но в тексте оно отнесено к IX в. Эта дата, безусловно, ошибочна, поскольку сохранились церковные песнопения на этот праздник, сочиненные в VII в. св. Максимом Исповедником, а также гомилия св. Германа Константинопольского, относящаяся к следующему столетию. Некоторые историки полагают, что сначала существовал только один праздник в честь честного Пояса и Ризы, отмечавшийся во Влахернах, и что нынешний праздник появился только в IX в. Как бы то ни было, крестный ход, который совершался каждую пятницу от Влахерн в Халкопратию, указывает на связь между этими двумя величайшими Богородичными святынями Константинополя

Много лет спустя (ок. 888 г.) супруга императора Льва VI Мудрого Зоя тяжело заболела из-за наваждения нечистого духа. Она увидела сон, в котором ей было открыто, что она исцелится, если на нее возложат Пояс Богородицы. Император тотчас повелел сломать печати на раке с реликвией и с изумлением увидел честной Пояс сверкающим и чистым, будто сотканным вчера. Рядом лежала записка, в которой был назван день перенесения Пояса в Константинополь и рассказано о том, как сам император положил его в эту раку и собственноручно ее запечатал. Император Лев с благоговением приложился к реликвии и передал ее патриарху. Тот возложил Пояс на голову императрицы, и она тотчас исцелилась от недуга. Все вознесли хвалу Христу Спасителю и Его Пречистой Матери. Благодарная императрица вышила Пояс золотыми нитями, и святая реликвия была снова положена в раку.

По преданию, болгарский царь Иван Асень (1187–1196), одержав победу над императором Исааком II Ангелом (1190), захватил крест с вложенной в него частицей честного Пояса. Этот крест был брошен неким священником в реку, чтобы он не подвергся поруганию. Святыня затем попала к сербам и впоследствии была передана князем Лазарем († 1389) в афонский монастырь Ватопед. Там она почитается и доныне. Святая реликвия источает сладостное благоухание, и от нее совершаются многочисленные чудеса.

Честной Пояс, прикасавшийся к Пречистому Чреву, носившему Творца, и смоченный каплями молока, питавшего Того, Кто есть Жизнь мира, является для всех христиан свидетельством спасения. Он словно говорит о том, что нужно обуздывать все устремления плоти и подражать душевной и телесной чистоте Пресвятой Девы и Матери Божией, чтобы удостоиться и в своем сердце носить Христа, Который присно становится ради нас Младенцем.

* * * * *

МИТР. СУРОЖСКИЙ АНТОНИЙ. ПРИТЧА О БРАЧНОМ ПИРЕ

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Все призваны Богом, Творцом нашим, к вечной жизни, к тому, чтобы войти в это изумительное таинство любви, которое представляет собой Царство Божие, когда мы все призваны быть Божиими детьми, быть Ему родными, более того – видеть во Христе, Который стал человеком нас ради, брата по человечеству и Бога по природе. И через это увидеть в Боге нашем Отца и стать, по дивному слову апостола Петра, причастниками Божественной природы. Но сегодняшняя притча нас предупреждает о том, что не все, кто призван, войдут в эту славу. Разве мы не похожи на людей, описанных в сегодняшнем Евангелии и в другом отрывке, который мы читаем тоже в один из воскресных дней? Разве мы не говорим Богу: я купил кусочек земли, участок, – я должен его освоить, он – мой... И через это теряем нашу свободу идти к Богу, потому что мы врастаем в эту землю под предлогом, что мы ею обладаем, тогда как она над нами получает власть... Разве мы не говорим Богу постоянно: Господи! у меня есть дело, – я вспомню о Тебе потом, помолюсь Тебе когда-то, когда-нибудь, позже, но сейчас я должен сделать, я должен творить; разве я не призван себя выразить до конца, стать творцом?.. И проходят годы, десятилетия – и никогда не приходит момент, когда мы говорим: сделано наше дело на земле, я от него теперь свободен, теперь я могу забыть все, все земное, и только быть лицом к лицу с Богом, вместе с Которым, ради Которого, во имя Которого я всю жизнь жил и творил... В другой притче некто из призванных говорит: я поженился, – мне некогда прийти к Тебе; у меня своя, земная радость, мне некогда разделить Твою, мне довольно моей; Твоя у меня что-то отнимет: время, какой-то кусочек сердца, что-то из моего живого чувства придется перенести на Тебя – а я хочу все сохранить для себя...

Разве мы не поступаем так постоянно, разве мы не страшно похожи на этих призванных, которых любил царь, любил Господь – и любит! – которых зовет к Себе, но которым на Него времени нет: земля, дела, собственное счастье – этого достаточно, чтобы оторвать нас от вечности, от Живого Бога, от самой Любви. И как же поступает Господь в этой притче? Он обращается к Своим слугам и говорит: раз призванные не захотели прийти, то позовите теперь тех, кому и в голову не пришло бы прийти, потому что кто бы их пустил? Пойдите, соберите нищих, соберите хромых, слепых, разбитых жизнью, оскверненных жизнью, таких, которые через жизнь пронесли только изнурение души и тела, лохмотья жизни, – пусть придут!

И они приходят, они спешат, они отвечают на милость – изумлением, на любовь – благодарностью, они спешат с чувством стыда: как же им предстать перед царем? Как же им войти в это Царство Божие, в эти светлые палаты Божии?.. Как же, на самом деле, в лохмотьях, которые остались нам от славы нашего первородства, войти в Царство Божие?. В дверях встречает всякого Божия любовь, всякий встречает Спасителя Христа, Который на Кресте отдал Свою жизнь, чтобы иметь право каждому сказать: Войди!, каждого очистить, каждого омыть, каждого одеть в брачную одежду, вернуть ему славу первородства, изначальную славу, красоту, сыновство.

И все входят, изумленные, трепетные, благодарные. Один только не в этом духе пришел; он пришел, потому что слышал, что здесь кормят. Он – голодный и сможет досыта поесть; он холодный – там будет тепло: он бездомный – там будет кров. У него нет чувства благодарности или изумления перед этим; он только радуется тому, что представился такой дивный случай утешиться за всю горькую, бездольную жизнь. И он прорывается, как бы неочищенный, непрощенный, неомытый, неосвященный, в лохмотьях и грязи своей, к пище.

Нам это кажется таким непонятным, таким страшным: неужели он не мог подумать о том, кто его приглашает, благоговейно, трепетно очиститься, чтобы хоть напоследок можно было войти в это Царство?.. Но разве не на него именно мы так постоянно похожи? Когда мы идем к Богу в молитве, когда мы идем к Богу в причащении Святых Таин – о ком и о чем мы думаем? Разве почти каждая наша молитва не исчерпывается словами: Господи, дай, дай, защити, избави, дай!.. Разве мы не употребляем как бы Самого Бога просто как источник, из которого мы можем получить все, что мы потом, как блудный сын, растратим – грехом, недостойно: недостойно не только Бога и Его любви, но и самих себя?.. Дай, дай! – и ничего другого. А когда дал – как редко бывает даже, что мы скажем: Благодарю Тебя, Господи!..

Как часто люди приходят ко мне, говоря: Я хочу причаститься, потому что мне тяжело, потому что душа моя изныла, потому что жизнь во мне как-то уже не жизнь, а полусмерть... Причащаемся мы тоже, чтобы от Бога взять как бы последнее: Его жизнь, Его собственную жизнь, чтобы пожить мгновение, и растратить эту жизнь. Святой Серафим Саровский говорил одному посетителю: Да, Бог слышит тебя, да, – Бог исполняет твои молитвы: но разве ты не понимаешь, какой ценой? – Всей жизнью, всей страстью, всей смертью, всем сошествием во ад Сына Его Единородного...

Подумаем и мы: не похожи ли мы на первых званых, которые отказались прийти, потому что довольно им земли, не нужен им Бог и небо? Или на тех, которые Бога вспоминают только тогда, когда обездоленность дошла до предела, и они вдруг вспомнят или обнаружат, что можно от Бога получить то, что они уже имели и растратили, – хоть мгновение этим пожить, поживиться и вновь растратить? Как будет страшно – не потому, что Бог нас отвергнет, не потому, что Он нас осудит, – когда мы станем (когда-нибудь: на земле ли, после смерти ли) перед Богом и вдруг поймем, как мы были любимы и как мы были всю жизнь безразличны, забывчивы, себялюбивы: как мы к Нему относились бесчеловечно... Подумаем об этом: пусть проснется в нас все благородное и светлое: изумление перед Его любовью, перед Его красотой и личностью, благодарность перед Его милостью и лаской и заботой, тем уважением, с которым Он к нам относится, и если мы можем еще – ответим Ему любовью. Сейчас еще есть время: как бы не пришел момент, когда мы скажем: о, ужас, – поздно!.. Аминь.

4 сентября 1977 г.