Евхаристический канон

Во второй, самой важной, части Литургии верных происходит само совершение Таинства. 
Призыв дьякона – Станем Добре, станем со страхом, святое возношение в мире приносити… подвигает всех на возношение самой главной евхаристической молитвы, которая называется словом анафора, что значит возношение. 
Станем добре, станем со страхом, Святое Возношение в мире приносити. Это еще не молитва, а призыв, который возглашает дьякон. В ответ на это, хор от лица молящихся выражая готовность к святому возношению, поет – Милость мира, жертва хваления, (мы готовы приносить) – то есть будем возносить Бескровную Жертву (Святую Евхаристию), которая есть великая милость Божия, дарованная нам вследствие нашего примирения (мира) с Богом, и состоящая из благодарного прославления (хваления) Бога. Священник, обращаясь лицом к народу, благословляет, произнося:Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы Бога Отца, и причастие Святаго Духа буди со всеми вами. А хор, то есть весь народ отвечает – И со духом твоим. 
Глагол гореть является однокоренным слову “гора”, и когда звучит призыв, – Горе имеем сердца, они должны быть устремленными ввысь, как гора, и гореть, как пламень. И мы отвечаем, – Имамы ко Господу, то есть такие сердца у нас и есть сейчас, – горящие, устремленные ко Господу. 

                                                                                               * * *

Молитва анафоры начинается со слов, – Благодарим Господа. Хор поет Достойно и праведно есть поклонятися Отцу и Сыну и Святому Духу, Троице Единосущной и Нераздельней. Это очень сокращенное содержание начала евхаристической молитвы. А священник начинает молиться в алтаре, – Достойно и праведно Тя пети, Тя благословити, Тя хвалити, Тя благодарити, Тебе поклонятися на всяком месте владычествия Твоего. 
Где-то с конца шестого века молитвы, которые раньше священник произносил вслух, стали недоступны для народа Божия, который молится вне алтаря. И тогда хор, как бы являя собой образ народа Божия, стал петь только некоторые части этой молитвы. 
Может сложиться впечатление, что священник читает несколько молитв, разделенных возгласами, после которых хор начинает петь определенные песнопения. На самом деле молитва анафоры не прекращаясь продолжается до Отче наш. 
Хор в этот момент поет, практически повторяя слова молитвы анафоры, произнесенные вслух, давая нам возможность все-таки сомолиться этой молитвой. 
Конечно, это обедняет наше восприятие, но с другой стороны свидетельствует о том, что эта молитва ушла из всенародного молитвенного общения не по прихоти священноначалия, желающего отделить народ от клира, но, скорее всего, именно потому, что сама духовная жизнь к этому моменту оскудела, и люди не были готовы к такому молитвенному напряжению. К этому моменту причащение на Литургии перестало быть для Церкви необходимостью, многие уже не причащались на каждой Литургии, как это было в первые века христианства. И естественно, если звучит священническая молитва, которая пытается всех соединить в единое тело, а существует достаточно большое количество прихожан, которые не готовы сегодня разделить эту радость со всеми, то и смысл этой общей молитвы пропадает. Поэтому она и переходит в алтарь, как особенное служение священства, где священники, стоя у престола, причащаются всегда. Хор же поет отдельные элементы евхаристического канона, который все-таки собирает людей на общую молитву и на общее служение Литургии. 
Идеал от реальности все более отдаляется, и со временем это настолько укореняется, что люди воспринимают происходящее, как определенный идеал, не зная, что существует нечто высшее, идеал общего служения, общей молитвы и общего приобщения Святых Христовых Таин. 
Можно ли это изменить, я не знаю, это зависит от самой Церкви, только если у народа будет потребность в общем причащении, в постоянном служении Литургии и в общей молитве. Изменения определяются уровнем общецерковного сознания, а не какой-то акцией, потому что в Литургии все очень живо. 
Как только у людей просыпается внутренняя потребность, сама Церковь обновляется, получает вдруг совсем новую возможность, каждый раз по-новому свидетельствует о Христе и о своей собственной жизни. Если евхаристическая жизнь затухает, то все в Церкви формализуется, становится законническим, уставным, очень внешним. Потому что духовная жизнь определяется в человеке только Литургией, никак иначе. И вся аскетика, и все богословие, вся нравственность, и вся жизнь Церкви исходным своим отправным знаком имеет только Божественную Литургию. 
Уровень духовной жизни людей определяется тем, как служится Литургия, как люди причащаются, каким образом они живут евхаристической жизнью. Как живет Церковь, так служится Литургия. Потому что такие понятия, как Церковь и Литургия, практически тождественны между собой. Церковь - есть Литургия. Литургия осуществляет собой Церковь. 

В этой первой начальной части молитвы анафоры священник исповедует богословие апофатическое, когда человек действительно может сказать о Боге только неясно, сказать такое, чем Бог не является. Потому что Бог, действительно, настолько, непостижим и недоступен, что человеческое сознание не в силах сказать о Боге ничего такого, что было бы правильным и верным. Вот, скажешь о Боге, что Бог есть Свет - это будет неверно, скажешь, что Он есть Любовь, это будет неверно, скажешь, что он есть Милость, это тоже будет неверно. Это верно в какой-то маленькой части, в тех понятиях любви, милосердия света, добра, которые мы своим личным опытом знаем. Но насколько это присутствует в Боге, сказать человек не может. Все, что мы скажем о Боге, будет недостаточным, убогим, не говорящим о Нем практически ничего. 
О Боге мы можем сказать только, что Он неведом, непостижим, неизвестен нам, и неизречен. И с этого мы начинаем свое благодарение. 
Даже имя, которое он нам открывает - Я Сущий - и то мы не знаем, что это значит, потому что жизнь, которую мы имеем, ущербна, она кончается смертью. Жизни-то в нас по настоящему нет, такой жизни, которая бы была в нас полнотой бытия, самодавлеющей. Поэтому, даже когда мы говорим, что Он - сущий, мы не понимаем, что это значит. 

                                                                                         * * *

Воскресение Христово - это новое творение мира, новой твари. Господь сначала нас создал, из небытия в бытие привел. Казалось бы - совершенно непостижимый акт творения, потому что понять это - из небытия в бытие - совершенно невозможно. Мы это даже и не пробуем понять, просто принимаем, как написано. 
Но после этого, когда мы уже существуем, Господь из нас творит заново. Своим воскресением Он новотворит мир, вновь все сотворяет через Церковь Свою. То, что Он из нас делает - это новое творение, которое гораздо более того, что Он весь мир сотворил. По смыслу своему ветхое ушло, а новое только начинается, созидается новая тварь во Христе, и мы ежеминутно являемся участниками этого нового творения в своем постоянном общении с Богом. 

Удивительно, в этой молитве мы сталкиваемся с тем, что вдруг прошлое, настоящее и будущее становятся как бы единым временем. То есть в этот момент мы говорим так, как будто уже находимся не здесь на земле, а в Царствии Небесном. Мы оттуда Его благодарим за то, что Он не только нас создал, не только спас Своей смертью и воскресением, но и за то, что Он нас возвел на небо и уже даровал свое будущее Царство. 
Мы входим в вечность, которая наступает уже сейчас, это общение с Богом в Царствии Небесном, потому что Он все это уже нам даровал, все это с нами совершилось, нам остается небольшое - взять это. Вопрос, хотим ли мы спастись по настоящему, означает - хотим ли мы все это взять. Хотим ли мы от Христа Бога принять это спасение, которое Он нам уже даровал? Готовы ли мы до конца протянуть свои руки и принять его в свою жизнь? Это очень тяжелый дар, такой огромный, не пушинка, - дар вечной жизни, который дается человеку, для того, чтобы он сумел принять его, как крест, и никак иначе. 
Безмерна тяжесть дара спасения, под которым человек, взяв его в руки, может согнуться. Но каждая Евхаристия нас к этому призывает. Это самое главное - хотим мы спастись или не хотим? Хотим мы этот дар на себе понести, как величайшую тяжесть и одновременно благость своей жизни или не хотим? Потому что войти в Его Царство Небесное можно только через Церковь, которую Он сотворил, через Его язвы, через ребро пронзенное. 
Литургия, в которой мы участвуем, это постоянное прикосновение к язвам Христа в Евхаристии. Так пришел Фома испытать Христа, - мы касаемся его распятого Тела, влагаем персты свои в Его язвы. Уверение Фомы - это образ принятия евхаристического Христа: Христос так открыл апостолу Свое Тело, так ему Его вручил, как мы это делаем на каждой Литургии - всегда, прикосновением к Его язвам. 

Мы благодарим еще об этой службе, тоже как о даре, который вдруг Господь принимает от нас, вот от таких, хотя Ему в этот момент, поют архангелы и ангелы, херувимы и серафимы шестикрылатые, многоочитые… А мы со своей стороны поем Ему ту самую песнь, с которой Господь входил в Иерусалим - Осанна в вышних, благословен Грядый во Имя Господне, - и наше пение соединяется с ангельским. 
Вот, Господь грядет, грядет в Иерусалим. И мы грядем в Иерусалим, в небесный Иерусалим, через принятие этого дара, через постоянное стремление быть вместе с Ним - в смерти, в воскресении, в Его восхождении на Небо, в Его седении одесную Отца. Это желание спасения по настоящему - самое главное чувство, которое должно быть в христианине, - хочу спастись! Хочу идти путем спасения. Хочу этот тяжеленный громадный дар на себе понести. Потому что именно через этот дар мы входим в общение с Самим Христом. И этот дар становится тем благим игом и легким бременем, который Господь каждому из нас вручил. 

Хор: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф, исполнь Небо и земля славы Твоея; осанна в вышних, благословен Грядый во Имя Господне, осанна в вышних. 
Священник продолжает евхаристическую молитву: 

В этой части молитвы происходит и самое главное воспоминание таинства Тайной вечери и раскрывается смысл евхаристической жертвы. Особенно в молитве Василия Великого видно, за что приносится евхаристическая жертва и происходит умаление Христово. 
Когда начинается умаление Сына Божиего, или иначе – кенозис, Божественное истощание? Бог Себя ограничивает и умаливает уже в Своем предвечном Совете: Сотворим человека по образу и по подобию нашему. Как говорят святые отцы, этот предвечный совет о сотворении человека уже был советом о принесении крестной жертвы Сына Божия, о Его воплощении. Когда в молитве Василия Великого говорится об истощании, что персть взем от земли, и, образом Твоим, Боже, почет, положил еси в раи сладости… жертва уже приносится… Бог Себя ограничивает присутствием свободной личности на земле, присутствием Своего образа и подобия, которая одарена бессмертием и свободной волей. И ради него совершается великая жертва. Но не только ради него. 
Хотя бо изыти на вольную и приснопамятную и животворящую Свою смерть, в нощь, в нюже предаяше Себе за живот мира… Эта жертва приносится за жизнь мира. Этой жертвой объемлется все, что Бог сотворил, и что было хорошо весьма. Весь этот мир сотворен только ради человека. Он существует только постольку поскольку существует человек. Этот мир сотворен, чтобы человеку в этом мире жилось хорошо и удобно, радостно и счастливо. Богословы говорят, что мир антропоморфен, сориентирован на человека. Он так по человечески сделан, все настолько продумано в этом мире, что человек может в нем жить. И поэтому, когда человек согрешает, этот мир искажается, портится, начинает подвергаться тлению. И Царство Небесное, исполнение полноты времен, когда Бог будет всяческая во всем, может наступить только через человека. 

Эта часть евхаристической молитвы заканчивается установительными словами, которые являются словами учреждающими само таинство Евхаристии, по поводу которых велось много споров. 
Во время совершения Тайной вечери Самим Господом нашим Иисусом Христом именно этими словами Господь обычный хлеб и обычное вино соделал Своим Телом и Свою Кровью. Это и послужило очень буквальному их пониманию западной Церковью, и в русской Церкви долгое время тоже шел спор, когда же, собственно говоря, происходит преосуществление святых Христовых Таин, на каких словах, в каком месте Литургии совершается сама тайна преложения хлеба и вина. 
В России в течение огромного периода времени не развивалось богословия. В связи с нашествием татар, в связи с разрозненностью русской земли духовного образования практически не было. А богословское образование могла иметь только западная часть Церкви, которая находилась в киевской митрополии и сначала была под властью литовских князей, потом Польши. Митрополит Петр Могила создал в Киеве духовную академию, которая носила на себе следы католического западного влияния. Юноши славяне посылались учиться на Запад в римо-каталические школы, обучение там носило очень серьезный схоластический характер, и наше богословие до сих пор носит на себе ее следы. Тогда делалось так - православные юноши принимали униатство, чтобы обучаться в католических школах, а когда возвращались на родину, они каялись в том, что были униатами, становились православными и таким образом приносили с собой некую ученость. Многие дисциплины в Киево - академии преподавались на латыни, переводилось большое количество католической литературы. Другой литературы не было, и преподаватели пытались католическую литературу сделать более не менее православной. Инструмент критики католицизма они брали у протестантов: католическую литературу они опровергали протестантской, и считалось, что это и есть православие. Поэтому очень много было искаженного. 
Но так как все-таки самые образованные люди были в киевской митрополии, то после соединения с Украины и России и образования единой Церкви под московским патриархом, самых ученых людей брали для постановления на архиерейские кафедры именно оттуда. Например, одним из таких замечательных архиереев был митрополит Димитрий Ростовский. Но при этом не был чужд католическому влиянию, был, например, приверженцем католического догмата о непорочном зачатии. 
Среди прочих возникли споры и о преосуществлении Даров, отголоски которых до сих пор присутствуют в Литургии. И здесь вспоминаются те самые слова, которыми Господь установил Тайную вечерю, само Таинство Евхаристии, когда Он взял чашу на пасхальной трапезе и благословил вино, хлеб взял и, разломив его, благословил, раздал ученикам и сказал такие слова, которые стали центральными словами воспоминания Литургии. 
Католики считают, что именно эти слова являются самыми главными молитвенными словами, как они называют, тайносовершительной формулой, после которых вино и хлеб становятся Телом и Кровью Христовой, и именно на этих словах они благословляют Чашу и Хлеб. В католическом сознании священник является заместителем Христа, и как бы руки Христа осуществляют Евхаристию. Но Христа никто собой заменить не может, да этого и не нужно. Он с нами до скончания века, Он никуда не уходил, Его не надо замещать. Хотя Он и находится со Своим Отцом в Троице Святой и в Царствии Небесном, но Он всегда с Нами. 
Но православная Литургия как бы сама собой, всем своим строем указывает, на то, что является главным. В нашем сознании священник не заместитель Христа на Литургии, он – предводитель народа Божиего и больше ничего. Поэтому во время Литургии он не совершает ничего сам, он – предстоятель перед Богом, умоляющий Бога совершить эту тайну. И поэтому, когда священник произносит Приидите, ядите…, он вспоминает, как Христос на Тайной вечере, произнося эти слова, оставил нам воспоминание Своего спасительного страдания. 
И только после этого совершается одно из самых важных литургических действий, кульминационным моментом евхаристической непрекращающейся молитвы является эпиклеза, что значит призывание Святаго Духа. 

После произнесения установительных слов священник молится, вспоминая эти события, как уже в вечности совершившиеся, он вспоминает даже второе пришествие. Ведь мы говорили, что Литургия для нас - это пребывание уже в вечности, это приобщение к Царствию Небесному, жизнь будущего века, к которой мы, временные, приобщаемся. В нас соединяются несоединимые и невместимые человеческим сознание вещи, одновременно прошедшее, настоящее и будущее. 
Ведь практически мы живем либо в прошедшем, либо в будущем, мечтаем или вспоминаем, а в настоящем мы почти не пребываем. Это практически неуловимое время, раз - и его нет. А Царствие Небесное - это настоящее, и оно с нами происходит как раз на Божественной Литургии. Мы настоящему приобщаемся, мы настоящими становимся, благодаря тому, что Господь Сущий, то есть настоящий в своем абсолюте, дает нам возможность к этой сущности приобщиться, приобщаясь к Его природе, вкушая Тело и Кровь. И поэтому для нас это воспоминание заключается в том, что раз мы приобщились настоящему, несмотря на то, что мы еще временные, в нас вступила вечность. 
Мы опять как бы находимся совсем в другом мире. Так вспоминает человек об опасности, от которой он замечательным образом избавился. Литургия для нас является таким воспоминанием: мы воспоминаем спасительное это таинство, крест, гроб, воскресение, одесную седение и второе пришествие, как будто находясь уже в Царствии Небесном, где спасенный человек, оглядываясь назад, вспоминает, как проходило это плавание. 

                                                                                          * * *

За возношением Святых Даров совершается их преложение. Этот момент является началом одного из самых важных литургических действий, кульминационного момента евхаристической непрекращающейся молитвы, на богословском языке называемого - эпиклеза или призывание Святого Духа на предложенные Дары, хлеб и вино, и преложение их в Тело и Кровь Христовы. 
И вот священник берет в свои руки Святые Дары и, вознося их над Святым престолом, возглашает – Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся. 
Что же приносит священник Твоя от Твоих? Это принесение как раз проскомидии. Вспомните, как на дискосе таинственным и символическим образом изображена вся Церковь, Христос, Агнец, Матерь Божия, святые апостолы, все святые, и все живые и мертвые, окружающие Христа. Дискос, как образ самой вселенной, и дискос, как образ самой Церкви, возносятся ко Христу священником: Твое мы Тебе приносим, от тех, кто Тебе принадлежит, за всех и за вся. Литургия и проскомидия совершается не только в память живых и мертвых, не просто о нашей земле, но за весь мир, за всю вселенную. Мы молимся о вселеной, о галактиках, метагалактиках, черных дырах, о всем, что Господь сотворил. 
Мы пришли сюда и все, что могли, Тебе принесли. А все, что у нас есть, это обязательно принадлежит Богу. Мы принесли Тебе Твое. Что на земле есть, что Богу бы не принадлежало? Хлеб - это Твое. Вода - это Твое. Вино - это Твое. Ничего своего у меня нет. Все - Твое. И я - Твой. 
В этой фразе есть некоторый абсурд, но удивительным образом мы показываем, что путь Церкви восходящий ко Христу, это путь крестный. Священник перекрещивает руки, вознося перед молитвой эпиклезы святые Дары на престол. Вот путь каждого из нас и всех вместе: принесение себя вместе со всеми за других, от всех и за вся Богу. Это путь восхождения и крестоношения, единственный существующий путь для соединения со Христом, для того, чтобы получить от Бога жизнь вечную. 

                                                                                          * * *

Этот момент является началом молитвы эпиклезы, кульминационной части молитвы анафоры, в которой совершается призывание Святого Духа на предложенные Дары, хлеб и вино, и преложение их в Тело и Кровь Христовы. 
Хор поет: Тебе поем, Тебе благословим, а священник читает молитву призывания Духа Святаго на Дары. 

Это очень короткая молитва, которая не слышится нами, потому что в этот момент хор поет Тебе поем, но этой величайшей молитве совершается основное прошение всей молитвы эпиклезы, и Святые Дары прелагаются в Тело и Кровь Христовы. 
Обратите внимание на такие слова молитвы: мы просим послать Духа Святого на нас и на Дары. Мы просим всех нас сделать Телом Христовым, чтобы все мы в храме предстоящие, весь народ Божий, вся Церковь стала Телом Христовым, - чтобы хлеб стал Телом Христовым, и чтобы мы стали Телом Христовым. Чтобы все через приобщение Святых Таин стали Церковью. 
Это благодатное сошествие Духа Святаго не может обойти нас. Это очень важное для осознания молитвенное слово. Не только приготовленные хлеб и вино, мы все, участвующие в Литургии, в данный момент - Евхаристия. На каждого из нас сходит благодать Духа Святаго, претворяющая нас в Тело Христово. 
В этом еще одно основание каждому участвующему в Литургии причащаться Святых Христовых Таин. Все Литургические молитвы, если мы не причащаемся Святых Христовых Таин, обессмысливаются. Вот мы участвуем в Евхаристии, стоим во время евхаристического канона, все молятся, чтобы Дух Святой сошел на нас, Господь посылает Духа Своего Святаго, а мы его не принимаем. Мы в каком-то странном положении тогда пребываем, если просим о дарах, а потом от них просто отворачиваемся. Обессмысливается даже наше приношение, если мы, просив за них, сами себя не принесли. 

                                                                                             * * *

Для того, чтобы подчеркнуть значение эпиклезы в Литургию вошло особенное молитвословие, которое не было внесено ни Василием Великим, ни Иоанном Златоустом, а является поздним привнесением именно как момент этого спора. Это тропарь третьего часа на призывание Святого Духа: Господи, иже присвятаго Твоего Духа в третий час апостолом Твоим ниспославый того Благий не отыми от нас, но обнови нас, молящихся. Тропарь не является частью евхаристической молитвы, но он был внесен не так давно как еще одно подтверждение, что преложение Святых Даров не происходит в момент призыва Иисуса Христа, а в момент призывания Святого Духа. Дух Святой совершает это таинство, это Он прилагает вино в Кровь и хлеб в Тело Христовы. 
Священник воздевает руки и трижды читает тропарь третьего часа со стихами Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей. Не отвержи мене от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отыми от мене. Тропарь стоит несколько неудачно, он прерывает единую молитву священника, и во многих Церквях его читают в другом месте – до молитвы эпиклезы. 
И после этого дьякон, указывая на святые Дары говорит, – Благослови, владыко, Святый хлеб. Священник, продолжая молитву эпиклезы говорит, указывая на предлежащий Агнец, – Сотвори убо хлеб сей Честное Тело Христа Твоего. (Аминь) Дьякон говорит Аминь от лица всей Церкви, и всем следовало бы сказать Аминь. 
Потом дьякон указывает на потир и говорит, – Благослови, владыко, святую Чашу. Священник произносит: А еже в Чаше Сей честную Кровь Христа Твоего. Дьякон, а вместе с ним и все люди, говорят Аминь. 
Дьякон указует сначала на Дискос, потом на Чашу со словами, – Благослови, владыко обоя. И священник благословляя хлеб и вино говорит, – Преложив Духом Твоим Святым. 
Дьякон и священник делают поклоны перед престолом и трижды говорят Аминь. 
Вот совершается эпиклеза и это является самым пиком евхаристической молитвы, во время которой и совершается преложение Святых Даров. 

                                                                                            * * *

Вся евхаристическая молитва обращается к Богу Отцу. Здесь очень важный духовный момент. К Богу Отцу обращается Церковь, а Церковь - это Тело Христово. Как преподобный новопрославленный сербский святой величайший богослов прп. Иустин Попович, сказал, что Церковь - это Господь наш Иисус Христос. Это Богочеловеческий организм. И раз Богочеловек обращается к Богу, то Он обращается, как Богочеловек к Своему Отцу. И поэтому здесь совершается величайшая тайна непостижимая, плохо нами осознаваемая, но это величайшее чудо - когда Церковь обращается, как Сын Божий к Своему Отцу. 
И поэтому молитва Отче Наш, которая будет звучать в конце Литургии, эта та самая молитва, которая равняет Христа, Сына Божия, и Церковь, ставит их на одну ступень отношения к Богу Отцу. Поэтому, когда мы говорим – Низпосли Духа Твоего Святаго… – мы все обращаемся к Богу Отцу. Сотвори, как мир сотворил, как сказал – Да будет. И здесь совершается это сотворение Тела и Крови Христовых, как некое новотворение мира, потому что Господь творит Духом Святым Тело Христово, Тело своего Единородного Сына. 
Священник здесь может только отступить в сторону. Он благословляет внешне это действие своей десницей, но таинство совершается только потому, что Господь слышит Свою Церковь. И мы просим – сотвори убо Хлеб Сей честное Тело Христа Твоего… приложив Духом Твоим Святым – потому что Ты сейчас Духа Своего посылаешь, чтобы все это стало Телом и Кровью Христовой. 
В этом и заключена самая высшая точка евхаристическом молитвы, ее кульминация, которая к величайшему сожалению для многих и многих из нас остается почти незамеченной в Литургии, потому что хор поет Тебе поем и мало, кто знает, что происходит за стенами алтаря. Молитва эта происходит в тайне, а молитва которая принимается католиками, произносится вслух, и на нее, конечно же обращается внимание. Здесь внешне происходит как бы смещение акцента для людей, которые не знакомы с тайными молитвами евхаристическими, с внутренним ее смыслом. Это, конечно, очень грустно, когда люди, стоящие на Литургии, в этот самый грандиозный ее момент отсутствуют своим сердцем, своей молитвой. Вся Церковь должна сказать громко – Аминь, Аминь, Аминь, – когда это говорит дьякон за всю Церковь. ЭтоАминь – наше принятие того, что творит Господь. Это наше общее дело, которое по-гречески называется Литургия. Наше общее дело не только с нами, но общее дело с Богом. 

                                                                                             * * *

Сразу после молитвы призывания священник молится: 
Якоже быти причащающымся в трезвление душ, во оставление грехов, в приобретение Святаго Твоего Духа, во исполнение Царствия Небеснаго, в дерзновение еже к Тебе, не в суд или во осуждение. 
Особенно потрясающе звучит эта молитва в Литургии Василия Великого: Нас же всех, от единаго Хлеба и Чаши причащающихся, соедини друг ко другу во единаго Духа Святаго причастие… 

И сразу после этого священник молится, ходатайствуя о живых и о мертвых: Еще приносим Ти словесную сию службу, о иже в вере почивших, праотцех, отцех, патриарсех, пророцех, апостолех, проповедницех, евангелистех, мученицех, исповедницех, воздержницех, и о всяком дусе праведнем в вере скончавшемся. 
Молитва, которая началась со слов «Достойно есть…», заканчивается здесь, колоссальным ходатайством Церкви о всем мире, в которой включены все потребы мира, все люди. Не осталось ни одного момента, который бы Церковь не возносила со своим слезным ходатайством, это молитва Церкви перед Телом и Кровью Христовой – молитва космическая, она обнимает собой всю вселенную. Как распятие Христово совершилось за жизнь всего мира, так и Евхаристия совершилась Церковью за весь мир, и за весь мир приносится Церковью ходатайство Богу на Евхаристии. 
Это поминовение - самое важное поминовение во всей Литургии. Здесь идет ходатайство о святых и мертвых, совершается как бы вторая проскомидия. Помните, как во время проскомидии священник перед Агнцем вспоминал всех святых, потом всех живых и всех усопших. Та же молитва повторяется, но уже перед истинными Телом и Кровью Христовыми. Священник молится о вселенной, о всем космосе, и мы снова как бы возвращаемся в проскомидию, в проскомидийное поминоване всех живых и усопших. Такое ощущение, что Литургия разворачивается во всей полноте и снова, как круг вечности, приводит нас к самому началу жертвоприношения, потому что снова вспоминается вся Церковь, как во время проскомидийного чтения, но Церковь уже осуществленная, осуществившая себя, как Тело Христово.