5. О СМИРЕННОМУДРИИ

 
   Итак, мы все-таки потихоньку переходим к смиренномудрию. Ничего страшного, если мы сегодня до конца об этом не поговорим, мы хотя бы начнем - и начнем с такого вопроса. С детьми мы еще до аввы Дорофея не дошли, мы только начинаем. Как обычно, мы предваряем саму книгу разговором о том, что же это такое, о чем мы будем говорить в дальнейшем; какой он, смиренный человек, в вашем представлении? Об этом я обычно спрашиваю детей. Сейчас мы посмотрим, чем ваши представления отличаются от детских; я потом скажу, что дети говорили. 
   - Кающийся. 
   - Живущий в мире с людьми. 
   - Не борец за справедливость. 
   - Не подчиняющийся мнению людей. 
   - Любящий людей. 
   - Отзывчивый, тихий. 
   - Добрый, кроткий. 
   - С носовыми платками в двух карманах. 
   - Плачущий, непричесанный, с портфелем. 
   - Не злобный. 
   Отец Алексий: Сейчас скажу, в чем вы с детьми совпали, а в чем нет. Вы взрослые люди, вы много читали, вы чему-то научились по жизни. А дети просто говорят от сердца - серенький, говорят, серенький, убогонький-убогонький; беззащитный, незлобный, тихий, - вот и все, что у них связано с этим. Практически - боящийся Бога или близко к тому. Вот то, что не борец за справедливость, это тоже у них прозвучало, не так, как вы сказали, но в общем понятно, каков образ смиренного человека для, скажем так, лучших представителей современной молодежи. А если уж спросить у какого-нибудь паренька из средней школы, он, наверное, продолжит этот списочек еще и другими эпитетами. 
   Давайте теперь подумаем, как нам с детьми в таком состоянии говорить о смиренномудрии. Спрашиваю: а вы хоть какого-нибудь одного смиренного человека знаете? Они начинают думать. Думают, думают, минуты полторы-две думают, потом кто-то с задней парты вдруг восклицает: так это ж святые наши, они ж смиренные. Точно, говорю. Давайте посмотрим кого-нибудь из святых, ну вот преподобный Серафим Саровский. Подходят к нему определения серенький (он, правда, называл себя убогим Серафимом), убогонький, не борец за справедливость? - Да вроде не подходят, они это понимают. Далее: Александр Невский - это святой? - Святой. - Он смиренный человек? - Наверное, смиренный. - Так Александр Невский смиренный человек? 
   - Смотря что под этим подразумевается. 
   Отец Алексий: Мы ищем смысл слова смирение, настоящий его смысл. Какой корень у этого слова? 
   - Мир. 
   - А может быть, у человека мир в душе, но он так скажет, что другому мало не покажется, это будет смирение? 
   Отец Алексий: Как вы думаете, вот скажем игумен в монастыре в каком-нибудь, он может так сказать? 
   - Может, но не должен. 
   Отец Алексий: А почему? Вот преподобный Сергий был игуменом в монастыре, он мог себе такое позволить? - Мог; он приходил, скажем, в Рязань, приходил к князю и говорил: я налагаю на вас проклятие за то, что вы родину не идете защищать, за то, что ссоритесь и ругаетесь, и все храмы закрывал. А преподобный Сергий был кроткий и смиренный человек, вот, да. Государь был смиренный человек? - да, но он был в чине полковника и имел заслуженные боевые награды. Вот оказывается, какая у нас тут получается промашечка. Мы знаем смиренных людей только в виде святых, и жизнь их свидетельствует о том, что смирение этих людей совместимо с благородством. Смиренные могли находиться на достаточно высоком положении в обществе, а могли и на низком, могли быть богатыми, а могли быть совершенно бедными. Могли быть военачальниками, как Александр Васильевич Суворов и адмирал Ушаков, которого недавно канонизировали. Сколько замечательных примеров смиренных людей, которые с оружием в руках покоряли Европу, отгоняли турок от православных берегов; масса примеров смиренных людей, которые в глазах общества, в глазах детей выглядят настоящими героями, - не такими дутыми, как "Брат-2", а героями истинными, героями веры, героями отечества. Так что же такое смирение, где оно, с чего оно начинается? 
   Авва Дорофей говорит, что бывает два смирения: начальное и совершенное, как и гордости бывает две, начальная и окончательная. И начальное смирение заключается в том, чтобы почитать другого выше себя, а совершенное смирение - это когда человек все доброе, что у него есть, приписывает Богу. Тут есть на что обратить внимание, потому что авва Дорофей сначала говорит о том, чтобы почитать другого выше себя, а потом - чтобы себя почитать ниже другого. Объяснить современному человеку, особенно подростку, почему надо почитать себя ниже другого, невозможно, и поэтому не надо на этом изначально концентрировать свое внимание; об этом можно сказать потом. Лучше сначала говорить о том, как почитать другого выше себя. 
   Возвратимся к разговору о мужестве. Мужество начинается с того, что человек не боится быть самим собой, а тот, кто боится чужого мнения, постоянно играет роль. По этому поводу совершенно удивительные слова писал отец Александр Ельчанинов, точные, как формула. Книга священника Александра Ельчанинова называется "Записи"; это его дневники. Если вы их еще не читали, обязательно прочтите, это прекрасная книга, а как духовное чтение для подростков просто замечательная. 
   Вспомним о том, что человек, который боится чужого мнения, все время пытается играть роль: пытается казаться умным, когда у него не очень хватает ума, казаться сильным, когда у него не очень хватает силы, казаться смелым, когда он трусоват, - не быть, а казаться. А для того чтобы все в это поверили, ему необходимо всех остальных вдавить вниз, осмеять, оклеветать, сподличать, чтобы казаться выше, умнее всех и т. д. Это ужасное состояние - но очень всем знакомое. 
   А вот если человек в какой-то момент понимает, что если он пытается казаться умным, то он не умен, если пытается казаться сильным, значит, слаб, если пытается казаться смелым, значит, трус, если он это признает, то тогда у него меняется отношение к по-настоящему умным, сильным, смелым: раньше он им завидовал и ненавидел их и пытался их унизить, чтобы на их фоне выглядеть хорошо, а теперь он начинает этими людьми восхищаться. Он уже умеет увидеть в другом человеке то, чего у него нет, и это в нем может вызвать восхищение. Вот с этого начинается смирение, - с мужества. Смиренный человек - это прежде всего человек мужественный, который не испугался увидеть себя правильно, понял, что он не умный, не красивый, не сильный, не смелый, - и вот это и есть состояние нищего духом. С этого начинается духовная лестница восхождения блаженств. 
   Степень блаженны нищие духом - первая ступень блаженства. У всех это по-разному; в это состояние можно очень углубиться, а можно быть только в его началах. Что же делает нищий духом? Вообще нищий все время просит то, чего у него нет; нет денег - вот они все время денег и просят, причем иногда могут столько напросить, что могут хорошо обустроиться. И нищий духом тоже может столько себе у Бога напросить, что станет духовно богатым, но никогда себе этого не припишет, потому что станет совершенным. Но начнет он с первой стадии, со смирения, и будет говорить: Господи, я глупый, дай мне ума, или: я трус, дай мне немножко храбрости, я слаб, дай мне немножко силы, терпения, смирения, любви - всего, чего у нас с вами нет. А те, у кого есть, - это чудные люди, ими можно только восхищаться. У преподобного Антония был помысел в пустыне: Господи, я все сделал, чтобы Тебе угодить, есть ли кто совершеннее меня. И ему сказал Господь: иди в Александрию, найди там башмачника. Преподобный Антоний нашел этого башмачника в каком-то подвальчике и стал его спрашивать, чем же он Богу угодил и что же в нем такого совершенного. Тот в изумлении говорит, я не знаю. Я плохо пощусь, потому что я рабочий человек, я плохо молюсь, а больше ничего не делаю. А живу так: встаю, помолюсь Богу с утра, гляжу, идут мимо меня люди, кто куда, все по своим делам идут, и молюсь за них, говорю, какие люди кругом прекрасные, замечательные, все они спасутся, а я грешен, никогда не спасусь. Вот так проходит день, я тачаю башмаки, потом вечером я молюсь Богу, и люди возвращаются, я смотрю на них и восхищаюсь, думаю, какие кругом люди прекрасные живут, все они спасутся, а я нет. И Антоний ушел утешенный этим ответом, и действительно, вот какая была степень смирения, как у Окуджавы в песне: давайте восклицать, друг другом восхищаться. Смирение начинается с того, что человек может увидеть, что другой лучше него, достойнее его; при этом себя унижать не надо, не надо считать себя хуже другого, а можно считать его лучше себя: детям трудно объяснить, почему надо считать себя хуже другого, это можно со временем, потом. Вот что можно сказать о смирении, еще не подходя к авве Дорофею. Я спрашиваю мальчиков: как правильно поступить в такой, скажем, ситуации, когда человек попадает в армию. Он "молодой", а есть там "деды", и вот к нему подходит кто-нибудь, дает зубную щеточку и говорит, ну, "молодой", почисть-ка мне ботинок, - и плюет на этот ботинок. Как поступит смиренный человек? 
   - Почистит. 
   - Откажется. 
   На самом деле смиренный человек должен отказаться, потому что здесь очень важно понять, что же значит смирение. Мы часто читаем в житиях, что кто-то терпит унижение и смиряется перед братией. Так какое унижение можно терпеть, а какое - ни в коем случае нельзя? 
   - А вот священномученик Фаддей в тюрьме вынес жуткие вещи; что там уголовники с ним творили, пока Божия Матерь за него не заступилась! 
   Отец Алексий: И что? 
   - Он же смиренный был. 
   Отец Алексий: Он был совершенно смиренный. 
   - Он же не говорил: не делайте этого. 
   Отец Алексий: Потому что он их не боялся. 
   - Но ведь терпел, позволял над собой издеваться. Такая же ситуация и здесь. 
   Отец Алексий: Абсолютно не такая ситуация. Когда мальчик приходит в армию или попадает в тюрьму, или еще в какое-то место, и в нем начинают унижать, ломать образ Божий, - понимаете, образ Божий! - заставляют его быть рабом в самом низком смысле этого слова. 
   - Не Божьим рабом. 
   Отец Алексий: Да, и ему предлагается: либо ты сейчас схлопочешь, либо мы тебя сломаем духовно и ты будешь нашим рабом, а через год все остальные будут твоими рабами, потому что ты раб, и ты будешь отрабатывать на других свое унижение, будешь других делать рабами, а они будут делать рабами других, а те - третьих... вот что предлагается. И когда человека заставляют быть трусом и унижают таким образом, он должен совершить некий подвиг; смиренный человек не позволит унижать в себе образ Божий. А вот унижать все человеческое в себе смиренный человек позволит, - оскорблять себя как человека, как недостойного, как грешного. Не понимаете? 
   - Ну, сунул он ему этот сапог почистить, так что здесь Божеское? 
   Отец Алексий: Тут ничего Божеского нет, а вот священномученику Фаддею это было уже  все равно, он на всех других этапах, на допросах, когда следователи издевались, когда ему предлагалось, предай, продай, отрекись, - он свое сохранил, он не помрачил в себе образ Божий, сохранил свою истинную кротость. 
   - Самим собой остался. 
   Отец Алексий: Абсолютно верно, остался самим собой, и поэтому для него терпеть это было абсолютно все равно, он не отвечал злом за зло, сломать его было нельзя: ну, ударь меня, издевайся, походи по мне, - нет, не сломаешь. Он вынес такие пытки, перед которыми издевательства уголовников - это смешно. 
   - Вопрос можно? Вот пример с аввой Антонием, там фигурируют слова я хуже, другой лучше. Но прежде мы говорили, что каждый неповторим, что один - полный наперсток, а другой - ведерко, и тоже может быть полнота. Так правомерно ли употребление слов хуже меня, если все равно мы несравнимы? 
   Отец Алексий: А нам-то что? Это Господь нас знает, кто мы такие, а мы-то к друг другу не должны относиться так, как будто знаем, кто ведро, а кто наперсток. 
   - Но индивидуальность-то образа есть у каждого человека. 
   Отец Алексий: Вы знаете, есть разные вещи, есть личность, а есть индивидуальность. Вы мне помогли сейчас это разъяснить. Когда унижают нашу личность, мы не должны ломаться, а когда индивидуальность, - вот тогда пускай унижают сколько хотят; это и есть человеческое, - то, что врачуется смирением. Усердно пей поругание, как воду жизни(4:85), - сказал преподобный Иоанн Лествичник. И если можно сказать, что личность в каждом из нас - это образ Божий, нас формирующий, то мы не можем отдать его на поругание. Когда тебя пытаются ломать и делать рабом, и калечить твою личность, надо восставать, надо уметь побеждать, даже если это чревато сильным избиением. Не у всех это всегда получается, но тем не менее это надо знать. Не надо прикрываться фразами о смирении, когда надо проявлять мужество и героизм. К сожалению, у многих в голове, и в том числе у подростков, у детей, эти вещи действительно так сместились, что смиренный - это тот, на ком сколько хочешь, столько и езди, сколько хочешь плевать ему в глаза, столько и плюй, а мужества и героизма у него нет. Это не так; смирение начинается с того, что человек никому никогда не позволит ломать в себе образ Божий, никому не станет рабом. А если его будут унижать как человека, смеяться над его неспособностью, его глупостью, слабостью и т. д., - это пожалуйста, потому что он и сам знает, что он такой. Наверное, Господь устраивает разные ситуации для совершенных людей; вот кого-то там братья в монастыре били, а над священномучеником издевались уголовники, но совершенного человека не сломаешь, он сам себе принадлежит, он любит этих людей, он за них молится. А другой, которого так унижают, ненавидит своих обидчиков, он не может их любить и мстит за свое унижение другому, невинному. 
   - Быть самим собой - это значит быть образом Божиим, быть личностью. 
   Отец Алексий: Правильно. На этом мы закончим сегодняшнюю беседу. Теперь вопросы. 
   - Индивидуальность - это то, чем мы пытаемся казаться? 
   Отец Алексий: В общем, это не совсем то, но часто это связанно и с индивидуальностью. Индивидуальность - это то, что выделяет нас из общества какими-то определенными чертами характера, манерой речи, собственным взглядом на мир. 
   - Не все от нас зависит. 
   Отец Алексий: Но многое формируется; ведь у младенца нет никакой манеры речи, она появляется потом. 
   - Младенцы очень сильно отличаются, даже у новорожденных видно. Один такой нахальненький, требует своего, а другой... 
   - А вот, например, человек несет кусок хлеба, и у него его отбирают; если этот хлеб предназначался только ему, то его смирение в том, что "ладно, ему, наверное, нужнее", а если он этот хлеб несет детям и будет за него драться, - это нормальный поступок человека? 
   Отец Алексий: Наверное; не знаю. 
   - В одном случае смирение в том, что он отдает хлеб, а в другом случае он должен заступаться за тех, кто ему поручен. 
   Отец Алексий: Наверное, да. 
   - Какой тут критерий, можно определить? 
   - Вроде бы ситуация одна и та же получается. 
   Отец Алексий: Но она не одна и та же, вы сами ее по-разному определили. 
   - Нет, внешне: подбегает человек, отбирает что-то, и если это для себя - я смиряюсь с этим, а если для других, значит, я еще могу постоять. 
   Отец Алексий: Да, наверное, так. Думаю, что это в принципе нормальное толкование этого момента; я бы так, наверное, тоже подумал, что именно так нужно поступить. 
   - И вот все-таки о том, что прозвучало вначале: если человек заступается за другого, а потом оказывается, что он заступился за неблаговидный поступок, который вначале он не так видел, а думал, что заступается за благородного человека. И если человек церковный, если человек Божий, он пойдет и расскажет об этом неблаговидном поступке, скажет, что он зря заступился, или, может, как-то по-другому? Как он поступает, если он церковный человек? 
   Отец Алексий: Не знаю, тут все очень связано со внешними обстоятельствами, с характером человека, со степенью тяжести самого поступка. 
   - А не получается, что этот человек гордец, потому что он другого выгораживает и сам этим гордится, а на самом деле заступается за негодяя, - но этот человек не знал, что тот не благонравен, а когда узнал, он сам не знает как ему поступать. 
   Отец Алексий: Пусть подумает, как ему поступать, совесть должна подсказать, если он выгораживал негодяя, а тому, негодяю, наверное, надо сказать: ты негодяй; я тебя выгораживал, а ты оказался негодяем. 
   - А как с осуждающей стороной? 
   Отец Алексий: Осуждающая сторона пусть живет своей жизнью; ведь вопрос не в том, как смотрят другие, а как сам человек должен себя повести в этой ситуации. 
   - Но на него смотрит церковное начальство. 
   Отец Алексий: Знаете, если человек во всем прав, перед Богом прав, он не должен бояться, как на него смотрит церковное начальство.