Беседа третья.

   "Определение понятий: Сущность и ипостась,  дух, душа и

   тело".  

о.Алексей: В прошлый раз мы  говорили о сотворении мужчины и женщины и о понимании смысла творения мужчины и женщины, как особого акта. Я напомню,  что смысл  творения мужчины и женщины – это не творение полов, потому что пол как таковой, биологический пол,  уже существовал,  был сотворен в животном мире.  Животным уже была дана заповедь «плодитесь и размножайтесь». Поэтому творение мужчины и женщины не означает творения полов, оно имеет иной онтологический  смысл.

Александр Дворкин: Это было восполнение существования человека и реализация образа и подобия Божьего.

о.Алексей: И творение новой ипостаси в человеке. Прежде всего – это творение ипостаси.

Александр Дворкин: Соответственно, это как образ и подобие Божье, ибо Божество триипостасно, и творение новой человеческой ипостаси восполняет полноту творения. У святого Григория Богослова говорится о том, что творение – это серия отделений: отделение тверди от тверди, отделение неба от земли, отделение живого от неживого. И потом уже – отделение человека и отделение  мужского и женского для дальнейшего  воссоединения. Такой единый творческий акт, о котором говорит Григорий Богослов.

о.Алексей: Сейчас я попрошу  Александра Леонидовича объяснить понятие слова «ипостась».  Словом ипостась  в нашем вульгарном языке что только не называется, а  мы будем часто его употреблять.  И поэтому, чтобы понимать, что мы имеем в виду под этим словом,  я попрошу Александра Леонидовича, как богослова, объяснить богословский смысл слова ипостась .

А затем мы дадим  слово отцу Николаю, потому что возник вопрос о двухсоставности и трехсоставности человека. Дихотомический он или трихотомический?  Дух-душа-тело или душа-тело? Отец Николай подготовил цитаты святых отцов, говорящих на эту тему.

Александр Дворкин: Объяснить смысл слова ипостась очень сложно, потому что, как справедливо заметил отец Алексей, этим словом обозначалось очень многое.

 Первоначально – это греческий философский термин по смыслу  близкий к сущности. В общем-то, это был почти синоним слова сущность. В переводе на  латынь  «ипо» означает -  «суб», то есть получается  – субстанция. (Слово «эссенция» (лат. essentia, букв. сущность) в античные времена в латинском языке не употреблялось, оно появилось уже во времена схоластического богословия, примерно в 11-12 веках).

По этому поводу было много богословских споров. Восток и Запад друг друга не понимали. И когда отцы-каппадокийцы стали говорить о  том, что в Божестве одна сущность и три ипостаси, то на Западе это вызывало сильные преткновения. Потому что слово ипостась они понимали, как субстанцию, и получалось одновременно и одна субстанция (сущность) и три субстанции (ипостаси), и было непонятно,  что они хотят этим сказать.

Но на Никейском соборе император Константин по совету молодого александрийского дьякона Афанасия, будущего патриарха александрийского Афанасия Великого, предложил в Символ веры ввести слово единосущный, чтобы подчеркнуть Божество Сына. Сын единосущный Отцу, то есть  Он имеет ту же  самую сущность. Это самое главное в  вопросе нашего спасения, потому что если Иисус Христос не Бог, то тогда соединение человека с Богом не произошло, и тогда, собственно, всё напрасно, наша вера  утрачивает всякий смысл.  И, в общем, это было совершенно правильное и естественное слово. Но многих на Востоке это как раз смущало, потому что, во-первых, это слово философское и не из еврейского словаря, во-вторых, получалось, что  единосущность Отца и Сына как бы стирает различие между Ними. Может быть, Отец и Сын – это одно и то же?

 Тогда возникло  много ересей, которые именно это и утверждали, в частности, – ересь модализма. Хотя это сложно, но я все-таки упомяну, потому что сегодня очень часто слово ипостась употребляется в смысле слова модус. Модализм – это такая ересь, которая утверждает, что  различие между лицами Святой Троицы только кажущееся,  это только разные  модусы одной и той же сущности. Например,  есть кусок пластилина, это  Божественная сущность. Из этого куска пластилина можно слепить всё, что хочешь: можно слепить коня, можно слепить слона, можно слепить человека, можно ещё что-то. А потом можно скомкать его и опять получить тот же самый кусок пластилина. И  еретики модалисты говорили, что различие лиц Святой Троицы –   именно такое, что  Бог принимает  то одну, то другую  форму в зависимости от обстоятельств. А на самом деле Он не Отец, и не Сын, и не Святой Дух, а  Единая Божественная сущность.

о.Алексей: Т.е. там нет отдельных личностей.

Александр Дворкин: Личностей никаких нет,   только различные формы в зависимости от обстоятельств.  И очень многие отцы на Востоке испугались,  не приведет ли нас слово единосущный к модализму. Если сущность одна, не всё ли тогда едино?

Но святой Афанасий всю жизнь героически боролся за это слово, показывая, что если Иисус Христос не Бог, то спасение невозможно. А его продолжатели, отцы-каппадокийцы, Василий Великий, святой Григорий Богослов и святой Григорий Нисский,  предложили использовать слово ипостась и придать ему совсем другое значение – значение личности, и даже более глубокий смысл, чем слово личность. В Боге одна сущность и три личности. Все три личности, или три ипостаси, имеют одну сущность, они единосущны. Поскольку сущность едина, то и Бог Един. Но личностное существование  их  сущности проявляется  в личности и Отца, и Сына, и Святого Духа.

Отцы-каппадокийцы приводили такой пример. У всех людей единая сущность, но мы – мультиипостасны. Вот сколько нас здесь человек, столько у нас ипостасей. А природа, или сущность,  у нас одна, человеческая. Но мы не ощущаем свою единую сущность, свою единую природу, мы чувствуем своё разделение,  поскольку мы разделены грехом. А в Боге греха нет, и нет  этих разделений. И между теми из нас, кто в конце концов пребудет в Царствие Божием,  этих разделений тоже не будет. Личность каждого сохранится, но при этом всех наших разногласий, разночтений, конфликтов более не будет, а будет наиболее полное воплощение личности.  В Царстве Божьем в человеке будет восстановлено именно  подобие Божие. 

Таким образом,  ипостась – это личностное проявление сущности.

о.Алексей: Я слышал, что есть некая возможность определять слово ипостась не только как личность, но и как некое озарение, как некое выявление себя из сущности.

Александр Дворкин:  Я старался говорить  более конкретно. В современном инструментарии ипостась употребляется почти как синоним слова личность. Но когда говорят про человека, – смотрите как много у него ипостасей, он художник и ещё что-то… это совершенно неправильное употребление слова ипостась. Тут как раз очень подходит слово модус. У человека может быть много модусов.

о.Алексей: Направлений движения личности. Модус – это движение, способ выявления.

 А теперь отцу Николаю дадим слово.

О.Николай: Я на прошлой беседе  вернулся в тот момент, когда уже закончился основной доклад, и в вопросах  встала проблема о соотношении тела-души-духа-ума и т.д. У меня просто есть подборка святых Отцов на эту тему.

 Нам говорят, что одно из различий  между католической Церковью и православной состоит в том, что католическая Церковь стремится к большей четкости, ясности в определениях, отличается таким  юридическим подходом. В православии нет такого стремления. Есть разные мнения, виденья, которые уживаются в общем контексте. Поэтому я всего лишь готов представить вашему вниманию подборку высказываний святых Отцов на тему о  взаимосвязи тела, души и духа, и еще ума. Вот как об этом писали сами Отцы, Отцы с заглавной буквы.

Преподобный Симеон Новый Богослов писал:

 «Сколько душа честнее тела, столько разумный человек выше и лучше всего мира».

Авва Дорофей:

 «Ибо иное, как говорит святый Василий, мы сами, иное наше, и иное что у нас. Мы – это ум и душа, наше – это тело; а у нас – имущество и прочие вещи».

Преп. авва Фалассий:

«Тебе повелено тело иметь рабом, а не порабощаться сластям его противоестественно.»

Авва Евагрий: «Ум есть храм Святой Троицы. Ум, пребывающий в теле, есть созерцатель всех

веков».
Я акцентировал внимание на этой проблеме потому, что у нас сейчас сложилось такое впечатление, что главное в человеке – это сердце, душа, нечто чувственное, а  ум  – где-то совсем на периферии,  что ум, рассудок может нас совсем  куда-то увести...

о.Алексей:  Слова ум и рассудок – это  не одно и то же. Слово ум в данном случае в переводе с греческого - «нус» (nous - ум, мысль, разум), одновременно означает и  душу и дух. Отец Николай начал с того, что в православии нет такого жесткого, четкого определения терминов, как на Западе, и это, собственно говоря, два  разных языка и два разных способа мышления. Так было даже в античном мире: язык латыни – это язык римского права, язык греческий – это язык философии. Очевидно, два эти способа осмысления вошли в богословие  и друг друга  не ущемляют, а дополняют.  Но здесь мы говорим о греческих Отцах.

Александр Дворкин: Поскольку греческий язык – философский, то каждый термин очень многозначен. Если вы возьмете древнегреческий словарь, то увидите, что там на каждое слово может быть  целый столбец переводов,  то есть слово  можно переводить по-разному. А в латинском языке –  очень чёткое определение слова, оно  значит то, что оно значит, ни  больше и ни меньше. Эти языки  дополняли друг друга, но это же   вызывало и много разногласий между Востоком и Западом. На Западе просто не понимали,  что эти греки хотят сказать. Так и со словом nous … Для обозначения  слова дух одни употребляли слово  pneuma, а другие употребляли слово nous. Но nous обозначает также и разум, и ум, и только по контексту становится понятно, что хотели сказать, но иногда и не понятно.

о.Алексей: Лёша Лызлов здесь? Мы сейчас  ему предоставим слово. Он расскажет о некой форме греческой и латинской аффективности, так как он занимается философией человека. Сейчас печатается его работа в журнале «Вопросы психологии». Потом  мы попросим его сделать специальный доклад о человеческой аффективности.  а сейчас просто скажи два слова, определяющие способ мышления Рима и Греции.

Алексей Лызлов: В Греции  история была интересная. Изначально греческое мышление строится исходя из ощущений. В греческом  мире человек этому миру открыт. Даже греческое слово upoceimenon, которое на латынь можно перевести как субъект, в греческом языке изначально употреблялось для обозначения той вещи, с которой человек имеет дело. Если брать греческую архаику, изначальные греческие смыслы, то для грека субъект, как нечто исходное, – это то, с чем он имеет дело. Он открыт миру. Он не столько ориентирован на себя самого, сколько ориентирован на этот мир. Он скорее является объектом перед субъектом, перед миром, который ему открыт. То есть,  по отношению к    привычному нам   ново-европейскому человеку или скажем  римлянину (с его волей, которая исходит из себя) грек находится как бы в обратной перспективе. Не он выходит к миру, а мир выходит к нему. Мир как бы смотрит на него.  Интересно, что в обратной перспективе   параллельные линии расходятся, то есть даль –  не скудна, она предельно богата. И вот из этой предельно богатой дали, в круг того, что человек может вместить, выходит вещь.

Но  в Греции уже происходит достаточно значимый  поворот, связанный с фигурой Сократа, который ориентирован на субъект-субъектные отношения, отношения "я – другой", и у которого опорой является уже не сфера ощущений, а сфера чувства.  Сократ пытается привить грекам прежде всего этическую рефлексию. Если древний грек ориентирован на традицию, на поддержание устоев, которые упорядочивают его жизнь,  как бы  выстраивают его отношения с миром, то Сократ пытается показать, что не  эти устои могут определять нравственность, а именно этическая рефлексия, рефлексия того, как ты относишься к другому человеку, созидаешь ли ты отношения с другими людьми или ты их разрушаешь.

о.Алексей: Теперь о Риме,  в чём состоит смысл римского аффекта, римского отношения к человеку.

Алексей Лызлов: Римское отражение действительности связано скорее с волевым началом и с целееполаганием. Если грек отвечает миру, каков он есть, то есть он встречается с чем-то и соответственно реагирует на это, то римлянин сам выстраивает перспективу, сам ставит себе цели и задачи.  Он  подчиняет себе мир, стремится  выстроить его в соответствии со своими планами.

о.Алексей: Спасибо, Лёша. Я в двух словах поясню. Для грека мир – это субъект, а он сам – это объект, на который мир направлен. Я этот мир воспринимаю собой,  я перед ним рот открываю, понять ничего не могу и просто пытаюсь рефлексировать на мир, который направлен на меня. Для римлянина ровно наоборот. Я – субъект, а мир – объект, на который направлен я. Мир принадлежит мне, и я его осваиваю, я этот мир подчиняю себе. Это два таких модуса, которые как раз остались в языке, остались в понимании, остались в юридизме,  в способе познания. И мы должны  понимать, на каком языке говорят с нами греческие отцы.

 Хотя это уже не язык древней Греции, это уже язык христианский, скорее сократовский, о котором Лёша начал говорить. А язык Сократа другой:  я – субъект, и мир тоже – субъект. Два субъекта смотрят друг на друга равноправными глазами, два субъекта находятся в диалоге. Этот диалог  перемещается в христианское богословие, в христианское миропознание: диалог между двумя субъектами, открытый мир и открытый человек.

Об этом будет специальный Лёшин доклад очень серьезный и глубокий. А сейчас мы продолжаем.

Александр Дворкин: Это два разных подхода, которые очень отражаются в подходе к тайне Троицы на Востоке и на Западе. На Западе, когда отцы говорили о Святой Троице, они исходили из единства Бога: сначала говорили о единстве, а потом уже  – о троих. На Востоке же, наоборот, сначала говорили о трех, и от трёх шли к единству. Это тоже очень характерно.

о.Николай: Из столь высоких философических материй, позвольте все-таки вернуться к мыслям святых Отцов.

Преп. Антоний Великий (17/30/.1.356):

«… Ум  боголюбивый есть благодетель и спаситель человеческой души».

Меня интересовало, как соотносится тело, душа, дух, ум, а  в данном случае Антоний Великий вот как пишет, что боголюбивый ум есть благодетель и спаситель души.
В другом месте он пишет: ««Жизнь есть соединение и сочетание ума (духа), души и тела; и смерть не есть гибель этих сочетаний (частей) а расторжение их союза; всё это Бог хранит и по расторжении».
Следующее его высказывание. «Ум не есть душа, но дар Божий, спасающий душу…»

о.Алексей: Это уже о духе. Смотрите как хорошо, ум не есть душа, но дар Божий спасающий душу.

о.Николай: «Те души, которые не обуздываются разумом и не управляются умом, который бы остепенял, удерживал и направлял (куда следует) страсти их, т.е. скорбь и удовольствие, – такие души погибают, как неразумные животные; потому что у них разум увлекаем бывает страстями, как лошадьми вышедшими у него из повиновения».
Т.е. опять-таки разум, ум управляет душой.
«Душа есть в мире, как рождённая; а ум превыше мира, как нерождённый».

Блаженный Диодох Фотикийский, святой восьмого века: «Благодать действует через ум, а сатана через плотския чувства и влечения. Благодать Божия вселяется в самую глубину души, то есть в ум».

о.Алексей: Замечательное выражение. Я как раз хотел на это обратить внимание. Коля, помните, Вы спрашивали, что такое дух, душа и тело. Вот смотрите, как святой отец говорит, что дух – это глубина души. Он так это видит. А другие по-другому  это определяют, кто-то говорит, что это что-то отдельное от души.

- Но есть же масса людей ритуальных, абсолютно не духовных.

о.Алексей: А это не значит, что в них нет духа. Иначе они бы не были людьми.  Это означает, что он в них просто не действует, он не задействован, не воспитан.

о.Николай: Вот мы в нашем современном мировоззрении представляем, что ум и душа – это нечто противостоящее.  Кто кому принадлежит? Ну вот, слова из молитвы пресвитера, готовящегося к служению литургии,  Амвросий Медиоланский пишет:

«… Тебе молю: благоволи мне грешному, небесную сию жертву со страхом и трепетом, чистою совестию, слез излиянием, в радости духовней и веселии Божественнем приносити, да ощутит ум мой блаженную пришествия Твоего сладость и ополчение ангел Твоих окрест мене».

Мы привыкли, что ум – это нечто другое, то, что не должно чувствовать. А вот у Амвросия Медиоланского «ощутит ум мой».

о.Алексей: «пришествия твоего сладость..»

Александр Дворкин: В данном случае действительно – ум.

о.Алексей: Конечно, молитва святого Амвросия Медиоланского вообще сама по себе потрясающая.

о.Николай: Это вершины богословия, философии и поэзии вместе взятые.

Александр Дворкин: Сейчас ПСТГУ начал издавать полное собрание сочинений Амвросия Медиоланского.

о.Алексей: Это один из величайших святых отцов. Причём ранних, совсем ещё дышащих духом апостолов. Причем Амвросий Медиоланский, конечно, наследник римской традиции, но мыслит совершенно иначе, чем мыслит вся римская традиция.

- Он хорошо греческий знал..

о.Алексей: Дело даже не в том, что он хорошо знал  греческий. Его собственное отношение к миру во многом подействовало на римское богословие, сильно развернуло его, повернуло  в  греческую сторону.  А вот  его ученик Августин сделал ровно противоположное.

о.Николай: Преп. Антоний Великий:

«Глаз видит видимое, а ум постигает невидимое. Боголюбивый ум есть свет души. У кого ум боголюбив, тот просвещён сердцем и зрит Бога умом своим».

И в завершение приведу высказывание, как такого рода синтез, квинтэссенция.
С одной стороны я пытался показать, что у восточных отцов нет такого консенсуса по данному вопросу. Но, тем не менее, спустя тысячелетие с небольшим святитель Феофан Затворник попытался это привести к какому-то консенсусу.

 Феофан Затворник, еп. Вышенский: «В человеке надо различать душу и дух. Дух содержит чувство Божества – совесть и ничем неудовлетворённость. Он есть та сила, которая вдохнута в лицо человека при сотворении. Душа – низшая сила, или часть той же силы, назначенная на ведение дел земной жизни. Она такого чина как и душа животных, но возвышена ради сочетания с ней духа. Дух из Бога, сочетавшись с душой животных возвёл её на степень души человеческой. И стал человек двояк. Одно тянет его горе, а другое – долу. Когда человек в своём чине держится, то он живёт духом, то есть страхом Божиим водится и совести слушает, и горнего ищет».

И ещё свт. Феофан Затворник: «… у нас внутри душа составляет низшую сторону тамошней внутренней жизни, а высшую составляет дух, иже от Бога, – богоподобная, равноангельская сила, которая и составляет характеристическую черту человека. «…» хотя человек, с одной стороны, то же, что животное с душой животной, но с другой он несравненно выше животного, ибо имеет разум, что совершенно соответствует слову – дух».

о.Алексей: Ну вот, здесь я о свт. Феофане скажу несколько замечаний. Мыслительный процесс свт. Феофана, его собственный способ отражения мира – это чисто Древний Рим. Это абсолютно как раз то самое, о чем мы говорили:  субъект - Феофан, объект – мир. Он говорит вещи совершенно правильные, но несколько детерминируя их, не оставляя возможности пограничных явлений. Всё становится так ясно и понятно, но в этом есть опасность разделить человека на некие составляющие, сделать из него пазл, четко определить,  где  одна часть, где другая. А в человеке нет такой определенности.  

Свт. Феофан замечательный, прекрасный, удивительный человек.  Он в XIX веке практически  перевёл в основном древнее богословие.  Добротолюбие – это его перевод, Никодим Святогорец – его перевод. Много других переводов он сделал, которыми мы пользуемся сегодня. Но греческую мысль, к сожалению, он всё-таки своим собственным внутренним  духом, таким чётким, системным, все время раскладывал по полочкам. Это очень удобно для восприятия, но очень опасно для исполнения, потому что, если мы с этим отношением начинаем подходить к человеку, мы можем впасть в такую достаточно сложную ситуацию, когда человек для  нас будет делим  на духовое и душевное. Ты духовный или душевный? В тебе сейчас человеческое или животное? Ты кто такой вообще? Я утрирую, конечно.
 Все,  что отец Николай прочёл, – это  перевод свт. Феофана. И, тем не менее, за этими переводами всё равно рвется  какая-то связь между  рациональностью и удивлением перед неопознанностью, невысказанностью.

 Вот  сам свт. Феофан  говорит, что разум это и есть дух, racio – это дух, и racio – это интеллект. Это тот интеллект, который сегодня превознесен превыше всего, который сегодня ценится как продукт,  который сегодня делает человека успешным, невзирая на всю его душевность. И если мы вычленим вот это  racio, этот разум, как самое главное составляющее человека, и на него обратим внимание, забыв о том, что есть душевное, есть животное,  почти биологическое и низшее, то как мы можем ошибиться! Как неправильно мы можем к человеку тогда отнестись! Поэтому я как раз на это хотел обратить ваше внимание.

Александр Дворкин: Я могу чуть-чуть проиллюстрировать то, что говорил отец Алексей. Я знал очень и очень высоко интеллектуальных людей, которые прямым ходом попадали в секту. Со всем своим высочайшим интеллектом.

о.Алексей: Более того,  сегодняшняя интеллектуальность в нашем мире равна антиклерикальной позиции. Заметьте  такой эффект. Я же интеллектуал, ну как я могу? Я же интеллектуал, но что мне до этого? Это такой момент релятивизма. Знаете кто самый главный евангельский интеллектуал? Понтий Пилат. Вот он истинный интеллектуал в этом смысле. «Что есть истина?», – говорит Понтий Пилат. Это такой сверхинтеллектуальный подход Рима.

Александр Дворкин: Это риторический вопрос.

о.Алексей: Нет никакого ответа на него. Христос есть Истина, перед ним стоит живая Истина, а ему не интересно. Он интеллектуал, он заранее знает, что истины нет, и что интеллект работает на другое. Интеллект работает не на истину, интеллект работает на поглощение мира, на приобретение и порабощение мира.

И эту цитату  свт. Феофана нельзя вычленить из контекста святых Отцов. Если мы её вычленяем из контекста святых Отцов, то она работает на сегодняшний мир. Если мы её в контексте всего прочитанного понимаем, и понимаем в контексте того, как святые Отцы понимают слово разум (не как racio, а как nous),  тогда всё  прочитывается правильно. Слово nous – это же замечательное слово, это корень слова покаяние, - метанойа, изменение ума. Но как только мы вычленяем это отдельно, то эту цитату можно так неправильно развернуть. У Феофана есть склонность к систематизации. У него и у Игнатия Брянчанинова,  у двух столпов XIX века в богословии,  есть четкая система богословского осмысления, которая все расставляет по  полочкам. Она воспринимается легко, понятно, она удобна для нашего прагматического сознания. Такая форма богословствования очень удобна для восприятия. Но она не может работать вне контекста языка.

о.Николай: В поздней античности легко было Ария принять, потому что он на этом языке говорил, на понятном языке.

о.Алексей: Абсолютно верно.

- Ум и разум – это две разные вещи.

о.Алексей: Нет, это не две разные вещи. Это два разных проявления одного и того же таинственного состояния человеческого духа.  Это те самые модусы, о которых сказал Александр Леонидович. Разум – это модус ума, потому что у разума есть ещё рассудительность, рассуждение и масса других ещё оттенков.

- Чем осуществляется нравственное бытие?

о.Алексей: Дело в том, что когда мы говорим о молитве, мы говорим о такой.. Знаете, Святые Отцы придумали такое слово «умно-сердечная молитва», как молитва достигающая своего самого высшего чистого состояния. Если мы переведем в другой словесный ряд, то можно назвать её не умно-сердечной, а духовно-душевной. Вот этим и осуществляется тот самый нравственный императив, о котором задан вопрос. Это соединение вот этих вещей в высшем пилотаже, в высшем напряжении.

У нас бывает молитва эмоциональная.  В момент какого-то особенного события просто сердце вопиет и мы умом даже не понимаем, что происходит.

А чаще всего мы пытаемся с холодным сердцем произносить слова молитвы, по крайней мере внимательно. Такое тоже есть. И бывает  то так, то сяк.

А когда у нас умно-сердечная молитва, когда соединяется ум и сердце, когда наше духовное и душевное, начинает действовать в согласии,  высоком согласии в разговоре с Богом – это достижение уже определенного пути, когда это не внезапно происходит, когда это не чуть-чуть происходит, а когда это постоянное состояние человека. Это уже тот самый рост нашей души, и нашего духа, и нашего тела в том числе, в продвижении к Богу, когда ум и сердце не противоречат друг другу.

- Если нравственность – духовно-душевное, а если человек нравственный, но бездуховный?

о.Алексей: Есть еще и тело. Когда мы говорим о целомудрии, когда мы говорим о действии. Наше тело должно подчинятся этому умно-сердечному.
Нельзя сказать -  нравственен, но безрелигиозен.  Я могу сказать: он морален, но не религиозен. Скорее всего, здесь подходит  слово мораль..

- А разве нравственность и мораль – не синонимы?

о.Алексей: Я думаю, что есть возможность различать эти вещи, если мы говорим о нравственности в её христианском понимании. Когда мы говорим о светском понимании нравственности, то нравственность и мораль совпадают. Потому что нравственность равна этике. И мораль тоже равна этике. А христианство не равно этике.

- Мораль – это то, что идет снаружи, а нравственность – изнутри.

о.Алексей: Абсолютно верно.

 Уже третий час. Мы сегодня, к сожалению, сильно затянули с Литургией. Но это ваша вина, дорогие прихожане. Хотя мы все очень рады тому, что вас много, что каждый раз всё больше и больше приходи людей в храм, что больше и больше людей причащаются. Это замечательно. У меня к вам такое вот предложение.

Мне хотелось бы, чтобы ещё какие-то основные литургические моменты переживались нами тоже сообща. Ну, например, вы заметили, что тайные молитвы я читаю специально громко вслух, чтобы всем было понятнее смысл происходящего. И я обратил внимание, как это делается за границей во многих храмах, ну, в Вашингтоне, в храме где Александр Леонидович был много лет назад прихожанином и алтарником. Сейчас недавно я побывал в русском приходе в Мадриде, где приход интересный, потому что в отличие от сверхинтеллектуального прихода в Вашингтоне, там прихожане в основном выходцы из Молдавии и Западной Украины. В основном это женщины, и нельзя сказать, что они богословски сильно образованы. Но молодой священник,  отец Андрей Корточкин, тоже читает священнические молитвы вслух,  и, благодаря этому, приход очень хорошо понимает Литургию.

И мне очень понравилась одна вещь и в Вашингтоне, и в Мадриде. В тот момент, когда священник читает молитву приложения Святых Даров, весь храм говорит «аминь». Все вместе говорят «аминь» в тот момент, когда священник читает молитву эпиклезы, т.е. молитву на которой призывается Святой Дух на хлеб и на вино со словами «И сотвори хлеб сей честное тело Христа твоего. Аминь. Чашу сию - кровь Христа твою. Аминь. И приложи Духом Святым. Аминь. Аминь. Аминь».

Я бы вас просил: если вы участвуете в этот момент в Литургии, произносить это всем вместе вслух, дабы вся Церковь в этот самый важный мощный доминантный момент Литургии  говорила бы едиными устами, единым сердцем. Чтобы это говорили не только бы в алтаре, но и все находящиеся в храме.

Александр Дворкин: Одно из первых описаний Евхаристии осталось нам от святого Юстина Философа. Это  первый церковный интеллигент, профессор философии, ученик святого Поликарпа Спирского, который в свою очередь ученик святого Иоанна Богослова.  И описывая евхаристию, он как раз говорит о том, что когда мы освящаем хлеб и вино,  весь собравшийся народ говорит «аминь». И там поясняется: слово это еврейское и обозначает оно «да будет так». Он пишет это около 150 года после Рождества Христова, то есть  это очень и очень древняя практика.

18.11.12.