ЕЛЕНА

Российский фильм - обладатель специального приза жюри программы Каннского фестиваля "Особый взгляд".

режиссер - Андрей Звягинцев

В ролях - Андрей Смирнов, Надежда Маркина, Василий Мичков, Игорь Огурцов, Юрий Борисов, Оксана Семенова, Анна Гуляренко, Елена Лядова, Алексей Розин.

ОБСУЖДЕНИЕ ФИЛЬМА

- На меня фильм произвел колоссальное впечатление.  Это совершенно гениальный, очень хорошо поставленный фильм.  Но, если бы  не киноклуб,  я ушел бы не досмотрев, не смог бы выдержать такого напряжения. Одна  наша прихожанка  в это воскресенье говорила, что  придет на обсуждение, а сам фильм второй раз смотреть не может, потому что это значит – второй раз войти во тьму внешнюю. Мне кажется, очень точное определение.

Все, что я увидел, очень сильно отражает действительность, в которой мы живем, но  с которой я  никогда не соприкасаюсь, которой  сознательно избегаю. И когда  Звягинцев меня в эту действительность погружает,  я понимаю, что  не знаю, с ней бороться, как на неё реагировать, как в ней находиться. Для меня это самая настоящая тьма внешняя. Все эти люди, начиная с богатого человека и его дочки до  Елены с её совершенно отвратительным сыном и его гнилой семьей,  – это не самые худшие, а самые обыкновенные люди, которые живут вокруг нас. И это приводит меня в состояние шока.

- Этот фильм я уже один раз смотрела, и ощущение было ужасающее, но самое неприятное и ужасное, что я почувствовала это отвратительное и в себе. И  я для себя сформулировала, что мне неприятно именно то, что это образ простой русской женщины, очень приятный, классический. Ее муж - не очень приятный персонаж. И действие так естественно разворачиваются в ужасную тупиковую историю, которая не имеет выхода, не имеет продолжения.

о.Алексей: Как раз нет, все как раз продолжается.

-  Но является ли то, что продолжается, жизнью? Все какое-то вымученное. И даже вроде светлый тот кадр с ребенком в конце...

о.Алексей: Это самый ужасающий момент.

- Для меня это отражение моих недавних размышлений о том, что часто  светлое будущее строится на крови.  Я вижу там проблему поколений, когда грех переходит из поколения в поколение. И это на самом деле для меня самое больное.  Ребенок лежит на кровати,  это будущее, оно может быть и светлым, и темным, но  на этой кровати  было совершено убийство. Для меня это  аналогия с тем, как в советское время светлое будущее строилось на костях.

И Иоанн Златоуст пишет, что если бы вы родители все свое время отдали бы детям, всю свою заботу, всю свою любовь настоящую, неподдельную,  то не нужны бы были ни законы, ни правосудие, потому что было бы тогда действительно то светлое будущее, потому что оно есть в зачатке у этого ребенка. Но  этот ребенок уже лежит на кровати, где было совершено убийство.

- Я второй раз смотрю, и когда показывают ребенка на кровати,  мне во второй раз кажется, что  следующее, что случится – это то, что он просыпается, ползет с кровати и ломает шею.

- Точно абсолютно, ждешь, что вот сейчас произойдет трагедия. Но когда она не происходит,  возникает  ощущение, что все-таки есть возможность что-то поменять, хотя бы начать что-то менять  на этом ребенке.

- А кто будет менять?

- По большому счету это могут сделать все они.

- Они убили единственного человека, который ответственность нес.

- Впечатление ужасающе потому, что это абсолютный диссонанс,  нестыковка того, что должно  быть, с тем, что есть на самом деле. Обреченность полная. У ребенка на этой кровати в этой шикарной квартире нет будущего.

-  Конечно,  фильм задает вопрос, на который он не дает ответа.

о.Алексей: Я бы не сказал, что он не дает ответа. Вообще искусство  существует не для того, чтобы давать ответы. Оно существует для того, чтобы ставить вопросы. Правильно поставленный вопрос все-таки подталкивает в нужном направлении. Звягинцев как раз подводит  к этой неприятной черте, когда тебе надо отвечать. Ты не можешь просто так выключить фильм и всё.

Дело в том, что это история, которая не была когда-то у кого-то, а происходит в каждом подъезде,  каждом городе, в большой Москве и в маленьком Саратове.

- Неоднозначный абсолютно фильм. Он поставил передо мной вопрос, на который, как мне казалось, я давно нашёл ответ: можно ли делать зло во благо? А по окончанию фильма я сидел и думал, что я, наверное, до сих пор все-таки не нашел окончательного ответа. Вот эта женщина убила человека, чтобы её семья имела какую-то жизнь, средства к существованию. На мой взгляд,  Елена для себя все объяснила и сделала это осознанно, чтобы дать жизнь будущему поколению. А ее муж оставлял квартиру и все  имущество дочке, которая возможно бесплодная, распутная, которая не видит смысла в жизни и в продолжении рода. Тут сразу же эта вторая параллель: абсолютно безразличное бесчувственное  поколение, мои ровесники. Старшее поколение все-таки видит какой-то смысл, жизнь какая-то есть там.

о.Алексей: Мне кажется там такая же бессмысленность.

- Какое-то доживание, но все-таки на поверхности есть…

о.Алексей: Я понимаю, о чем вы говорите. У меня сложилось такое чувство, что это какие-то даже не остатки, а ошмётки человечности, какие-то отдельно распадающиеся элементы. И только иногда  на какую-то маленькую долю секунды в них что-то вспыхивает… и все...

 - Мне очень запомнились слова этой дочки, которая пыталась понять для чего ее отец вообще живет. И на вопрос,  можно ли делать зло во благо,  прихожу к тому, что все-таки нет, нельзя.

- Блага  здесь нет совсем никакого.

- А мне очень интересно само это убийство, когда оно началось.

-  Я думаю, что она уверена, что она делает что-то хорошее.

о.Алексей: Вы знаете в той же самой степени, в какой Владимир уверен, что он делает что-то хорошее, давая деньги своей дочери.

- Они абсолютно одинаковые.

- Я думала старший сын погибнет. Я даже удивилась, что все обошлось.

о.Алексей: Это совсем не обошлось. Это как раз совсем не обошлось. Это все продолжается. Там расставлены такие специальные ловушечки, чтобы мы купились. На самом деле этого не происходит, и  понятно почему. Это жизнь показана, а не какие-то отдельные ее элементы.  Словом жизнь, конечно, это сложно назвать…

- Это отсутствие жизни.

о.Алексей: Так сказать обыденность. Назовем это таким словом.

- Я обратил внимание, что, если убрать  маленький элемент убийства, эта история станет просто историей очень многих жизней.

о.Алексей: А  элемент убийства  здесь совершенно не главный.

-  По большому счету, если бы он умер своей смертью, то ничего бы не поменялось. Она так же, наверное, плакала бы...  Там очень много интересных моментов… Вот ведь она же всегда могла взять деньги, она знала код.

о.Алексей: Нет, не могла.  Она прекрасно понимает, что он считает каждую копейку.  Она же понимает, почему он её взял к себе в жены. Она же медсестра. Совершенно понятно, что он взял к себе домой просто прислугу, которую удобно иметь под рукой, выпив три таблетки виагры. Конечно, она не молодая, однако ж  на молодую он посмотрел, и у него сразу инфаркт, понимаете…

- Она играет роль служанки. Она согласилась на это с самого начала.

о.Алексей: Она не просто согласилась. Вы что не понимаете? У них не договор. Все понятно, как он попал в её постель, каким образом она стала его сиделкой. Этот момент показан гениально, когда другая медсестра начинает застилать его постель после того, как он ушел из больницы, ровно так же, как Елена застилает его отдельную постель: абсолютно такими же движениями, жестами, выверенными до мелочей. Елена -  она присоска. Он ей нужен, чтобы исключительно сосать деньги. Так что, совершенно очевидна степень их взаимности, зачем они друг другу нужны..

- Мне показалось, что в тот момент, когда дочь подошла к гробу,  в ней как будто родилась жизнь…

о.Алексей: Да ничего подобного. Я говорил как раз про ошмётки человечности. Просто в какой-то момент люди должны поступать так и никак  по-другому. И вот они выдавливают из себя хотя бы это.  Ну, надо же себя хоть как-то по-человечески проявлять. Иначе просто жить невозможно.

- Я тоже второй раз смотрю. Мне было интересно, какое впечатление будет во второй раз. Абсолютно такое же. Самое страшное впечатление от этой семьи. Такое ощущение, что все это происходит  в реальном времени. Поэтому такие длинные кадры.

о.Алексей: Да, съемка такая длинная. Как начинается, вы помните? Вот этот длинный-длинный кадр с воронами... фантастический… долгий- долгий такой, протяжный…

- И сколько этих дорог…

о.Алексей: Копотня эта великолепная…

- Эти бесконечные коробки… эти люди... эти плевки... Там плюнул, и тут плюнул абсолютно так же. Это страшно, и это то, о чём фильм. Абсолютное ощущение тупика.

Мне кажется, что Елена совершает преступление инстинктивно. Ей кажется, что это любовь. Но там любви- то и нет.

о.Алексей: Какой там продуманный инстинкт…

- Там как раз за внешними проявлениями любовь есть.

о.Алексей: Я как раз настаиваю на этом слове - ошмётки. Остатки человечности. Дочь произносит совершенно замечательное слово: «Мы все недолюди». Это основной посыл  фильма, на самом деле.  И поэтому в момент смерти или болезни в  них что-то хоть как-то чуть-чуть проявляется, но дальше они не могут хранит этот огонь. Ему не в чем храниться.

- Но был же момент, когда и свечка ставилась за здравие, и в разговоре с дочерью Елена проявила мягкость.

о.Алексей: В разговоре с дочерью абсолютно понятно, что это такая ложь. А дочь мгновенно ставит все на свои места.  Она понимает, кто и почему  с ней говорит. И поэтому, когда Елена якобы плачет в морге, она  все время посматривает на дочь. Потому что дочь всю её просекла от начала до конца. Понимаете?.. Она боится, не просечет ли её дочь и сейчас.

- Но все-таки не деньги повод для убийства, а вот этот разговор о завещании.  Вам не кажется, что это глубоко униженная…

о.Алексей: Давайте не будем придумывать ни преступления и наказания, ни униженных и оскорбленных. Здесь Достоевского нет.

- Я хотел бы обратить внимание на чуть другую сторону этого фильма. Получается так, что там показана жизнь, которую в нашем мире все принимают. По большому счету, если взять каждый из фрагментов и не обращать внимания на совершенное убийство, то там получается как бы обычная ужасная жизнь. Даже  любовь, которая якобы существует... Вот такие внутренние микроискажения, буквально по чуть-чуть, простые вещи, с которыми мы  каждый день сталкиваемся, и эти искажения внутри души человека все вещи делают уродством.  Вот мы видим это микроискажение,  мы понимаем что это уродство. А если его на какое-то мгновение отсечь, то вроде бы простые обычные  вещи… У человека есть деньги, он пытается как-то что-то расставить на свои места. Она как-то крутится, пытаясь оправдать своего сына. А при этом вроде как она его любит. Все вроде как..  А на самом деле ее любовь – недолюбовь какая-то. И мужа она вроде бы любит… Она  и не убила его, просто  ускорила то, что в её голове и так давно было…

- Почему ж не убила? Она задумала это и осуществила.

о.Алексей:  Если бы не было завещания, то она и не стала бы этого делать. Она дождалась бы когда.. Она все равно ждала его смерти.

- Значит, она уже этим убивала. Какая разница?

о.Алексей: Мы говорим о том, что в её голове это было. Что это убийство в голове у каждого.

- Я, например, совершенно точно не могу согласиться, что она задумывала это убийство. Потому что, на мой взгляд, её поход в храм говорит о том, что она не задумывала убийство. Потому что физически человек, который задумывает такую программу действий, не пошел бы в храм.

о.Алексей: Задумывать убийство можно по-разному.

- Здесь ещё такой момент. По большому счету наказание в этом фильме – это и есть сам фильм.

- Тема преступления и наказания в этом фильме ужата до минимума. Елена попереживала  совсем недолго, какой-то совсем короткий момент, и процесс уже идет дальше… они уже заселяются...

о.Алексей: Вы все-таки считаете, что здесь есть преступление и наказание?

- Хочется, чтобы было наказание. Но наказания здесь нет.

- Мое ощущение, может я и ошибаюсь, что все герои этого фильма уже пребывают в аду.

о.Алексей: А-а-а!!.. Вот это разные вещи. Пребывание в аду и наказание – это совсем разные вещи. Наказание – это когда раскаяние. Когда за наказанием идет исправление, катарсис и т.д. А в аду  нет наказания. Какие могут быть наказания в аду?

- Я согласен с вами, что это был четкий продуманный расчет, хотя могу ошибаться. Изначально согласилась стать служанкой, чтобы выкачивать из него деньги и  отдавать их семье. Когда он сказал, что я оставлю тебе ренту и сыну твоему ничего не дам, она пошла на убийство. Четко продуманный поставленный план.

о.Алексей: Т.е. естественное стечение обстоятельств. Они прожили  вместе десять лет, и только два с половиной года назад она добилась того, что они заключили брак. Понятно зачем.

-  Она не планировала сознательно, просто жила, а  это сидело у нее в подкорке. И в соответствии с этим она поступила, когда обстоятельства так сложлись.

о.Алексей: Я думаю, что это не Агата Кристи. Это скорее Мегрэ, чем Пуаро.

- Мне кажется, этот фильм – приговор женщине. Он «Елена» называется, а не «Преступление и наказание». Фильм начинается с её пробуждения, но самое интересное, с чего началось действительно напряжение – это когда она в первый раз идет на электричку. И из этой документальности стала давить совершенно гнетущая музыка.

о.Алексей: Она включается там четыре раза. В самые неожиданные моменты.

-  Тут стало ясно, что она едет, а у неё в голове это «дум-дум-дум»... Эта музыка выводит за  грань документальности и обыденности повествования,  тут вдруг становится ясно, что это происходит  у неё в голове. Она жила с этим уже давно, и вот теперь понимает, что имеет полное право это сделать ради продолжения собственного рода, потому что никакой другой возможности  у неё нет.  И в этом смысле это страшный фильм и, с моей точки зрения, – просто убийственный приговор именно женскому природному началу.

о.Алексей: О-о-о, Серёжа… По-фрейдистски так…

- А я могу пояснить. Тут две женщины: жена и дочь. Одна говорит про мушиную психологию размножения, а другая кричит: нет, у меня есть смысл, продолжение рода. Есть сын, которого она тоже избаловала в еще  худшем смысле. Она вроде старается ради жизни на земле, ради продолжения собственного рода. Дочь то бесплодна.

о.Алексей: Никто не знает. Это неизвестно.

- И есть мужское начало. Он ответственный человек, пожинает плоды своих ответственных поступков. Он живет согласно своему мужскому началу, естественно, смотрит не девочек. Тут все ясно, никакого приговора нет, все в рамках предсказуемого. А вот, где начинается действительно сатанинство, это когда становится совершенно ясно, что она  в Церковь не ходит. Она входит в храм, но видно, что она не имеет к этому совершенно никакого отношения. Она ничего не знает, вместо иконы Николая Угодника  подходит к иконе Введения во храм Богородицы, где как раз женское начало самое чистое, самое невинное.

 о.Алексей: Наверное, можно привязать и такую точку зрения,  но, по-моему, это плохо читается.

-  Для меня было несколько интересных моментов. Когда она первый раз едет в электричке и та останавливается, я думал, что вот сейчас Воланд начнется. И когда гаснет свет, и все время какие-то черти-черти вокруг… Вокруг такая  булгаковщина, и кажется,  что вот он сейчас сделает что-то такое… А оказывается, уже и выдумывать ничего не надо. Если тогда нужно было вносить какую-то фантасмагорию, то сейчас они сами, как черти, правда. Этот ужас, от этого все начинает дрожать, потому что здесь уже не нужно ничего выдумывать.

о.Алексей: Человека, сбитого поездом, на котором она едет, помните?

- В этом фильме отсутствуют самые главные вещи. Это любовь и вера. И это все показывается в таких маленьких деталях, как неправильное обращение Елены, когда она приходит в храм. Она все делает неправильно.

о.Алексей: А вот бабушка за свечным ящиком все правильно делает?  Такое лицо выбрано...

- Отсутствие этих самых главных ценностей и приводит в результате к таким плачевным последствиям. Но, конечно же, это не всегда убийство, но это всегда – бессмыслица. Вот такое обессмысленное существование с одной стороны Екатерины, с другой стороны этой  толпы со стороны  семьи Елены, которая все время пьет пиво и плюется с балкона. Это очень закономерно. Когда отношения не честные, вот так всегда и происходит, но по-разному проявляется.

о.Алексей: Не может быть там никаких честных отношений в принципе.

- А на меня фильм не произвел такого шокирующего впечатления. В моей жизни приходилось многое подобное видеть. Я считаю, что, может быть, этот сюжет взят просто из жизни какой-то семьи,  он его даже не придумывал. Тут много говорилось о том, что она убила его, имея свой интерес. Я считаю, что это не так. Свой интерес – это если бы она эти деньги оставила себе, потратила на себя и провела остаток жизни в свое удовольствие. Я считаю, что эта женщина просто глубоко больна. Она не живет для себя, она не живет своей жизнью. У неё есть сын-алкоголик, у которого деструктивная семья, и она ради них живет.  Я не считаю, что она планировала убивать своего мужа. Она просто сделала свой выбор в пользу  сына. Она всё отдает ему, она созависима. Есть такое понятие: «созависимость».

о.Алексей: Ну, тут похоже, да.

-  Это называется – больная любовь. Та же самая картина у отца со своей дочерью. Ни у Елены, ни у Владимира нет никакой личной жизни. Они спят по разным комнатам. Иногда как-то пересекаются в квартире за завтраком и за ужином. Один живет ради дочери, другая – ради сына. Я увидел, что главная тема именно эта –  больная любовь. Владимир  же правильные слова ей говорит, хотя сам совершает такие же поступки. Он  ей говорит: «Ты ему потакаешь во всем». А она ему: «Ну, так и ты делаешь так же». И  к чему все это привело?

- Это всё верно. Но точки расставлены в этом фильме так, что вопрос убила она, или не убила,  не является центрально идеей. Этот мрак, этот ад как бы поглощает все. «В армию не идти». Мы это слышим постоянно от всех в нашей стране. Почему в армию нельзя идти? Я не знаю. Я служил в худшее время в армии и живой остался. Какие-то шаблоны.

И ещё подумал об одной вещи. Вот эта семья, которая живет в пригороде. Мы все время говорим: простой человек, наш народ.. . И я вдруг с ужасом начинаю понимать: а о ком мы вообще говорим? Что такое наш народ? Вот такой вот народ... Он не то, чтобы алкоголик, и не из-за того, что он пьет, он такой. Он в принципе – человек конченный. Ну, говоря по-простому – чмо болотное. Он по большому счету ничего из себя не представляет. Это абсолютный ноль по всем параметрам. Трутень. И семья у него точно такая же. Дети идут в него. Жена у него баба-бабой.  И вот это  – население, это – народ. Это  у нас какие-то иллюзии, что есть народ, а это ж ужас вообще. Это же кошмар, безысходность…  О ком говорить? Какое население?  Народ.. . люди... Не люди, это ад абсолютный.

о.Алексей: Я понимаю, что все так взволнованы увиденным и переживают, потому что это встреча с реальностью и избавление от  неких иллюзий.

- Эта простая семья показана так, что там все пороки очевидны. Но на меня не меньший ужас произвела семья, которая внешне выглядит благополучной. Они вроде как интеллигентны, выходя к завтраку, одеваются. Но они так живу десять лет и при этом никак не соединились, никакая они не семья... Они постоянно спорят. Для каждого из них семья – это их дети. И эти десять лет – не меньший ад, чем явный ад бедной семьи.

о.Алексей: Там не бедные люди. Вы обратите внимание, что это не бедствующие люди. Это обычная средняя семья средних людей. У них все есть:  квартира, обстановка, несколько телевизоров, холодильник, игровые приставки...  Там  показано  богатство в одной семье, но в другой  нет бедности.

- Я просто так обозначила семьи.

о.Алексей: Когда мы говорим о бедности и богатстве, это уже есть противопоставление. Здесь нет противопоставления бедности и богатства, счастья и несчастья, здоровья и болезни. Здесь вообще нет противопоставления. Все эти контексты жизни, богатство, средний уровень или бедность, ничего не значат, говорит нам фильм.

- Мне кажется, что социальный аспект здесь вообще не главный.

- Мне кажется, что здесь показаны разные уровни пошлости.

о.Алексей: Мы можем назвать это и таким словом. Но мы привыкли, что пошлость высмеивается,  как бы обличается, и что есть некий критерий, который этой пошлости противопоставлен.

- Это и делает Екатерина. Она просто издевается.

о.Алексей: Екатерина просто циник. Она цинично говорит  то, что думает. Мне кажется, что слово пошлость здесь не совсем хорошо подобрано.

- Отец Алексей, мы в это воскресенье говорили о жестокости в семьях. Но смотрите, здесь вроде жестокости нет, но это не менее ужасно. И в такие семьи как раз никто не придет. Они благополучны. А  что происходит в этих семьях…

о.Алексей: Да, без сомнения, нам показаны благополучные семьи. Этот фильм о благополучных,  нормальных людях.

- Мне кажется, что этот фильм о человеке, жизнь которого лишена всяческих смыслов. И причём в каждом из них я увидел себя недавнего. Потому что у меня жизнь изменилась совсем недавно. И каждый из них – это я четыре-пять лет назад. Это действительно про всех нас.

- Вот мы говорим: «Какие ужасные люди!». Все правильно, я согласна. И каждый думает, что там,  на экране – это всё не мы, это – они.  Неужели вокруг нас жизнь так беспросветна,  и только мы такие исключительные  светлые создания здесь сидим? Насколько мы себя включаем в эту жизнь? Насколько мы себя соотносим с этим миром, когда его обличаем?   И есть ли выход?  Ведь где-то есть свет.

- Что ты имеешь в виду, когда говоришь «как соотносимся  этим миром»?

- Что? Ну, мы живем в этом мире...

- Мы не отделяем себя от этого мира.

- Но если мы его обличаем, значит, мы его отделяем. Вот я и спрашиваю: отделяем мы или не отделяем? Какова наша ему сопричастность и наша за него  ответственность?

о.Алексей: Обличаем ли мы этот мир? Узнаем ли мы в нём себя? Какой мы даем диагноз этому миру? Что собственно происходит, когда мы встречаемся с таким фильмом?  Как нам быть дальше?

- Да. Какова наша мера ответственности, и что мы можем сделать, чтобы рассеять тьму хоть чуть-чуть в себе и вокруг себя? Как много её? Вот мы говорим:  она везде. Только мы сидим здесь все ангелы белые. Это скорее вопрос личного самоощущения и самоопределения.

-  Подспудно есть это чувство.

- Я могу сказать, что я себя противопоставляю семейству, которое живет там в Бутово, или где оно там живет. Я занимаюсь любимым делом,  я не прошу у мамы на пиво, и у меня есть масса вещей, которые меня наполняют. С какой стати я буду здесь прибедняться и говорить: «Да мы все частично такие».

-  С образованием и со всем прочим можно быть точно таким же.

о.Алексей: Я думаю, что Катя с образованием.

- Прозвучало слово «ответственность». Люди ответственны за своих детей, потом за своих родителей. В этом фильме вся полнота безответственности по отношению к своему ребенку. Вот он вырос, уже дядя, родил своих детей... Та же самая безответственность за своих детей. Все спрашивают, сделал ли он уроки, но на самом деле это никого не волнует. Это безответственное существование и в этой семье, и в той семье. Просто зеркально всё происходит.

о.Алексей: Ключевое слово этого фильма, как мне кажется, произнесла Катя – недочеловек. И вот я все время смотрел этот фильм и думал: а возможно ли вообще этим людям проповедовать Евангелие? Возможно ли этим людям говорить о Христе? Не только  этим конкретным людям. Это же фильм не про две семьи, у которых есть деньги или нет денег, и не фильм про ответственность или безответственность,  про преступление и наказание. Это фильм про всех, про людей, которые живут вместе с нами и являются нашим обществом.

Это фильм о нормальных людях, с которыми мы вместе ездим в метро,  ходим вместе с ними в магазины,  здороваемся...  И поэтому мы, конечно, к ним принадлежим. И не надо делать вид, что у нас у кого-то одно образование, у кого-то другое. Мы принадлежим к этому обществу. У нас есть другая возможность себя определить. Мы – христиане. Но фильм говорит  о том, что делает человека – человеком, и что мы живем в обществе недолюдей, недочеловеков.  В этом фильме людей-то нет….. Иустин Попович о человеке,  отпавшем от Бога говорил, что это «мимочеловек», «недочеловек»… Целая серия приставок к слову человек о тех,  которые еще человеком не стали или уже перестали им быть. Вот мы живем  в мире, потерявшем свое человечество, и продолжающем  его терять с ужасающей быстротой. Возможно ли вообще в таком  обществе  говорить о Христе, с такими людьми заниматься миссией?  Я сейчас говорю о священнике, о миссии Церкви.  Вот мы, христиане, сидим и задаем вопрос: а мы что можем явить этому миру? Мы чем можем ответить на это? А на самом деле, ответить-то по большому счету нечем. Потому что Церковь наполнена теми же недолюдьми. Вы понимаете, в чем проблема-то огромная? И нам показано, что пока человек не станет человеком, он даже о Христе никому не может ничего сказать. Только тогда, когда кто-то становится человеком,  можно говорить о Боге. Вот как сказано у Честертона: «пока мы лиц не обрели…».  Пока ты не обрел лица, тебя Бог не увидит.

 И вот, это люди, которых не видит Бог. Вот беда-то какая. Огромные страны… Владимир – представитель западной культуры, богатый, на ауди великолепном ездит.  Он человек Запада. А она наша русская баба.

- И фильм изначально должен был быть на английском языке,  а Елену звали Хелен.

о.Алексей:  Хотя мы узнаем реалии нашей жизни и  понимаем, что вокруг повседневность, и это сплошной ад. И где здесь Христос? И где здесь добро? И где здесь любовь? Тут нет неправильной любви, здесь любви вообще нет. Здесь нет неправильной семьи, здесь вообще нет семьи. Тут нет ничего настоящего. В этом фильме о как бы нормальных людях, нет людей, нет отношений,  ничего нет... И поэтому там сплошной ад. И вот  самый страшный серьезный для нас вопрос:  «А мы, христиане,   уже люди или  еще нет? Каким образом нам стать людьми?»

- Монашество.

о.Алексей:  Что-что? Да знаете, среди монахов сколько уродов? Больше, чем среди мирян. А если недочеловек становится монахом? Если недочеловек становится священником? Вы понимаете что происходит?... У нас Церковь недолюдей. У нас Церковь: бух, построили всех в ряды и пошли… Сегодня мы переживаем этот страшнейший момент, кризис внутреннего состояния нашей церковности… Что ни сделай, почти все мимо,  почти все не туда... Говоришь слово, а оно как будто картонное... Как ни обращаешься к обществу, а это все какая-то шелуха...

И  мы  можем, конечно, выстроиться и идти  колоннами, стоять по пять часов к поясу Богородицы, но это нас не делает людьми. Вот проблема-то в чём. Вот какая страшная беда. Когда человек приходит в Церковь, в место, где, казалось бы, можно обрести свою человечность, ему говорят: «Иди свечку туда поставь, голову прикрой..». Всё, что сегодня Церковь по большому счету дает человеку, массе, огромному количеству людей или недолюдей, приходящих в Церковь, – голову прикрой…  Всё.

И вот в этом смысле  как раз сцена с  иконой оживает и  может прочитаться символом.  Божья Матерь идет в храм… но она оказывается за стеклом, к ней нет доступа, она не нужна. «Вам за здравие, записочку напишите…» Это единственный момент в фильме, где человек пришел в Церковь,  где говорится о Боге, где что-то вдруг  метафизическое проявляется. И, конечно, фильм об этом: о том,  что нам, самим верующим людям, прежде чем обретать Христа, надо до конца обрести свое человечество во Христе. Нам надо стать по-настоящему людьми.

- Как?  Нет, вот какой механизм?

о.Алексей:  Прежде всего, надо это понять. Надо это почувствовать. Надо это ощутить,  фильм дает нам эту возможность. А пока ты этой проблемы не видишь, пока ты  для себя вот этого не поймешь…

- Да вижу я это. И понимаю.

о.Алексей:  Нет, я не про тебя говорю. Я риторически обращаюсь к себе самому и ко всем. Пока ты не будешь, прежде всего, глядя на Христа, глядя на Евангелие, эту человечность в себе воспитывать, к ней стремится, пока ты хоть как-нибудь не будешь себя устремлять к Христу, как к Богочеловеку, невозможно вообще ни о чем говорить. Потому что мы свое человечество можем обрести только в Нём. Сегодняшняя ситуация потерянного человечества обретается только во Христе, причем  не только как в каком-то отдельном понятии. Это не имеет отношения к  православной аскетике, к тому, как надо поститься, сколько надо читать акафистов и т.д.  Человечество так не обретешь. Не обретешь человечество никакими  упражнениями и методиками.

И здесь, мне кажется, я нашёл вот эти слова Антония Великого. Они немножечко не о том, но тем не менее.... «Человек по уму соприкасается с великой Божественной силой, а по телу имеет сродство с животным. Но немного таких, которые как настоящие люди, умные, стараются обращать мысли к Богу и Спасителю, и иметь с ним сродство». Понимаете? Вот оно где обретается – сродство, родство с Богом. Вот умом все мы вроде как туда должны быть устремлены. Но людей, настоящих людей, оказывается очень мало. И когда недочеловеки с одной стороны, недочеловеки с другой стороны… И не могут они друг друга понять, потому что нет слов, нет никаких смыслов... Люди говорят, но за их словами нет  смыслов, там действуют какие-то утробные инстинкты: желание загладить и откупится с одной стороны, желание загладить и откупится с другой стороны. Никакой любви там нет. Ничего нет. Бессмысленность существования. Недочеловечество. Вот, мне кажется, о чем фильм.

- Можно о храме? Есть много знакомых, которым я время от времени пытаюсь рассказать какой-то свой опыт, что-то о Христе. И они  отвечают,  что это все сказки библейские и т.д. И тогда я иногда уже начинаю поступать как  эта женщина в храме. Я к тому говорю, что эта женщина разговаривает с Еленой на её языке, как ей кажется.

о. Алексей: Ну да, показано два недочеловека. Недочеловек приходящий в Церковь, и недочеловек стоящий в Церкви.

- Может быть, у этой женщины в храме уже нет никаких сил пытаться  что-то объяснить. Она просто дает Елене то, что та просит.

о. Алексей: Правильно. Потому что ты недочеловек. Как только ты становишься человеком, ты начинаешь на всех смотреть, как человек.

- Я не могу понять, почему вы говорите, что  бабушка за ящиком показана по-плохому. Она сказала: «Поставь свечку и попроси Богородицу помолится перед Богом».

о. Алексей: Правильно. Все сказано правильно. Вопрос не в том, могла ли она помочь? Чем она могла помочь? Чем человек может помочь человеку? Тем, что он встретится с этим человеком глазами. Что он этого человека увидит. А так, она сказала всё правильно. Там следующий кадр замечательный. Как только Елена отошла, эта женщина моментально забыла о ней. Это было показано маленьким штришком. Вот и всё. Там не обвиняется никто. В этом фильме нет преступления и наказания. Здесь не обвиняется Елена. Она не обвиняется в убийстве. Её не судит автор. Фильм её не судит. Поэтому там нет преступления и наказания.

- Хотел сказать про Екатерину. По-моему на фоне всех людей, всех персонажей, кроме малыша, естественно, она единственная у кого хоть что-то было. В ней была честность.

о. Алексей: Она не лицемерка. Она предельна в своем цинизме. Что, собственно говоря, тоже чувство недочеловека.

- Что для меня было прямо таким негативным фактором, что на фоне всех более или менее с виду нормальных людей, эта блудница и наркоманка оказывается лучше их всех.

о. Алексей: Да нет… Она не оказывается лучше их всех. Она не лицемерна, потому что она цинична. И  она доходит до самой последней степени цинизма,  когда  обнимает своего отца в больнице, и на его вопрос – зачем? – отвечает: «Ну, ты же мне платишь». И понятно, что это не шутка, а так оно и есть.  «Если все мухи едят говно, то значит это вкусно».

- Вы говорите о человечности. А реально её в миру обрести?

о. Алексей: Без Христа невозможно. Вот этот фильм именно об этом ставит вопрос. 

Дело в том, что люди, которые на протяжении многих столетий воспитывались в христианском обществе, эту человечность приобретали вместе со всем комплексом каких-то явлений культуры, образования, воцерковленности и т.д. И поэтому то, что мы называем воспитанностью, интеллигентностью, этикетом и т.д. и т.п., – это всё знаки человечности, воспитанной во Христе. Какой-то период времени  эта человечность среди людей образованных, культурных, воспитанных и  утонченных  продолжает свою инерцию в  мире. Потому что есть вещи, которые человек не может себе позволить, например, женщину оскорбить, еще что-то неприглядное  сделать. Это все признаки высокой человечности. Но как только это отрывается от Христа, оно с ровной скоростью идет по нисходящей. Проходит сто лет, и к сегодняшнему постмодернистскому дню от этой христианской культуры ровно ничего не остается. И тогда нормой считаются вот эти ошмётки человечности. Они почитаются уже чуть ли не за любовь, чуть ли не за душевность, чуть ли не за подвиг, а это только  маленькие оставшиеся лоскутки стершегося человечества у людей, которые перестали ими быть. Можно ли это обрести тем же самым способом: через культуру, и т.д., и т.п.?  Ну, можно, наверное, лоск какой-то навести…

- Просто если, живя в миру, видишь что реально происходит,  постоянно испытываешь  чувство боли.  Не получится постоянно в этом жить: либо станешь частью общества, чтобы не испытывать боли, либо надо куда-то из общества уйти.  В одиночку, в лес?..

о. Алексей: Почему в лес? Причем здесь монашество, которое является только одной из форм жизни во Христе, когда у нас есть Церковь Божия, когда у нас есть Христос? Собственно, миссия Церкви сегодняшнего дня, в моем глубоком понимании, заключается именно в том, чтобы из людей делать людей, чтобы человек, приходящий сегодня в Церковь, прежде всего,  учился быть человеком во Христе и уже потом начинал что-то делать, с какой-то миссией выходить. И сегодня внутри Церкви очень мало разговоров о Христе,  о настоящем подражании Христу, о том сродстве, о котором я сегодня прочел  эту замечательную цитату Антония Великого. Сроднился со Христом, всё, ты уже человек.

А какие  у нас сейчас слоганы? «Русь святая»…  еще какие-то… Масса всяких идеологических вещей, за которыми человечество теряется.  Церковь начинает наполняться идеологическими схемами, лозунгами, определенными  общепринятыми понятиями, которые должны всех выровнять и поставить в общие ряды. На самом деле идеология из человека делает толпу. Церковь из толпы делает человека.

Церковь вместо проповеди начинает плакаты выставлять, печатать на майках цитаты из Апостола о любви, вместо того, чтобы любить, чтобы этой любви достигать. И это считается миссионерством. Идет постоянная подмена человечности. Если мы напишем кругом плакаты «Люди верьте в Бога», они поверят?.. Никогда такого не будет. И для меня этот фильм особенным образом подчеркивает  это мое очень острое и болезненное внутреннее чувство и переживание последних времен.  Внутри нашего церковного христианского общества нам не хватает вот этого стремления к человечности, мы слишком унижаем человеческое достоинство даже в Церкви,  считаем, что это не нужно, что каждый должен терпеть и  смирятся,  как будто это и есть духовная жизнь. А что за этими словами стоит никто не знает. И когда человек, не понявший, человек ли он вообще, идет в монашество, он на всю жизнь становится  калекой и будет калечить других.

Мы не должны останавливать никаких апокалипсисов. У нас нет такой задачи. Задача каждого из нас – стать человеком во Христе. Всё время чувствовать недостаточность своего человечества. Как Апостол говорит: «Не я уже живу, а живет во мне Христос». Вот слова настоящего человека.

- Тяжело это сделать, когда такое общество.

о. Алексей: Общество всегда таково. Мы в Церкви с вами живем. И только Церковь может нас сделать другими.