23 октября 

в культурном центре

"Покровские ворота"

состоялся вечер памяти

митрополита Антония Сурожского.

На вечере были представлены две книги владыки «Бог: да или нет?» и «Пробуждение к новой жизни», куда вошли не издававшиеся ранее труды митрополита.

 Гостями вечера были протоиерей Алексей Уминский, настоятель храма Святой Троицы в Хохлах, протоиерей Павел Великанов, главный редактор научного богословского портала «Богослов.Ru», телеведущий, публицист и писатель Александр Архангельский, член совета фонда «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского» Елена Садовникова, журналист, публицист, писатель Ксения Лученко, художница Елена Утенкова-Тихонова и главный редактор издательства «Никея» Владимир Лучанинов.

Участники вечера поделились своими воспоминаниями о владыке, а также дали ряд ответов на вопросы об основных идеях проповеди о. Антония, понимании и изучении его наследия и особенностях церковной жизни в России.

Задача диалога с атеистами нерешаема — и поэтому должна быть решена

Рассуждая о деятельности митрополита Антония, протоиерей Павел Великанов отметил: «Это была духовно вызревшая личность, которую не вводила в ступор фраза: „Мы с Вами не согласны“».
Открытость владыки позволяла ему совершенно спокойно общаться с представителями разных конфессий, с агностиками и с атеистами. И при этом он неизменно демонстрировал уважение к собеседнику, даже если тот говорил вещи, неприемлемые для христианского сознания.

В общении с владыкой становилось понятно: сила благодати — не в хитросплетении словес, но в очевидности Истины.

Сегодня открытость митрополита Антония становится всё более и более востребованной в церковной среде.

При этом, как отметил Александр Архангельский, сложность работы митрополита Антония состояла в том, что в своих дискуссиях с разнообразными оппонентами он отнюдь не опирался на предшествующую дореволюционную традицию. Примеров уважительного и конструктивного диалога, подобного беседам митрополита Антония, у нас просто не было.
Показательно то, что в своей деятельности святитель не боялся как людей, так и технологий, с радостью выходя для бесед на радио-аудиторию.

Разговор со «своими»

Продолжая рассуждать о медиа-опытах владыки Антония, Ксения Лученко отметила, что современные его продолжатели — проповедники, выходящие на аудиторию СМИ, испытывают в чём-то бóльшие сложности. Сегодня больше стал выбор информации, гораздо сильнее «информационный шум», тогда как во времена митрополита слово, сказанное в эфир, было более слышно, «больше стоило».

Ксения отметила, что в то же время творчество владыки представляет собой любопытный пример именно устной проповеди. Абсолютное большинство его трудов, изданных сегодня, — беседы, расшифрованные записи устной речи. В их подготовке особую роль играет работа редактора, так как сам владыка, выражая какую-то основную мысль, мог при этом пренебречь деталями — например, не вполне верно назвать автора той или иной цитаты.

По словам Ксении, отечественная православная аудитория не всегда готова воспринять творчество митрополита Антония Сурожского. Многим из наших соотечественников он кажется слишком свободным. Хотя в последние годы ситуация меняется — в том числе и потому, что слово митрополита зазвучало в том числе и с церковного амвона — священники используют его в проповедях.

Найти в Евангелии себя

Протоиерей Алексий Уминский напомнил собравшимся эпизод из жизни владыки Антония, ознаменовавший начало его христианской жизни. Пришедший в класс учитель Закона Божьего так нудно рассказывал нечто, что юноша сам открыл Евангелие от Марка — просто потому, что то — самое короткое из четырёх. И нашёл в книге свою личную встречу с Богом.

Позднее это стало одной из основных тем проповеди владыки: каждый человек должен найти в Евангелии себя, понять, что со страниц этой книги Христос говорит ему лично нечто важное для него в данный конкретный момент.

К сожалению, такое живое восприятие Евангелия, а также примеры христианской жизни, когда Церковь понимается как семья, глава которой Христос, сегодня встречаются не повсеместно.

Частью современного священства владыка Антоний воспринимается как духовник, у которого они учатся живой интонации голоса и пониманию Евангелия. Другой частью он воспринимается сложно именно из-за своей колоссальной внутренней свободы. В то же время проповеди владыки ясно дают понять: любовь без свободы невозможна.

Личные встречи

Елена Утенкова-Тихонова вспоминала о своих личных встречах с митрополитом Антонием: «Первая наша встреча произошла в семье Ведерниковых, к которым владыка всегда заезжал во время визитов в Россию. В такие дни устраивались массовые встречи, квартира наполнялась народом, так что детей сажали спереди на подушки. Так что самые первые воспоминания – это взгляд владыки Антония, который всех уходящих обязательно благословлял.

Потом ещё была многолетняя дружба владыки Антония с моими родителями, начавшаяся буквально случайно, с заданного ему вопроса о Троическом догмате. После этого на протяжении двадцати лет во все приезды владыка обязательно заезжал к нам в гости. И я прекрасно помню его, слегка растерянного, когда его встречали после заседаний Собора, когда он немного растерянно оглядывался в поисках машины, которая должна была отвезти его к нам в гости. Он и по жизни не очень любил официальный церемониал, называя его «митрополичьим балетом», всё время боясь что-то перепутать.

Много лет спустя после начала нашего общения, уже будучи студенткой, я вдруг обнаружила, что большинство моих друзей – очень хорошие и дорогие мне люди – по устройству внутреннего мира – типичные язычники. И, когда я обратилась к владыке с вопросом, как к этому относится, то получила ответ: «Знаешь, каждый будет отвечать по своей совести. Ты, главное, следи за собой, а другие будут отвечать по-другому».

И ещё владыка говорил, что самое важное – в каждую минуту быть там и с теми, с кем ты есть. И, если исполнять это внутреннее спокойствие, Господь даёт ответы про то, как поступать и что говорить».

Участники вечера ответили также на ряд вопросов аудитории.

Христианство как хождение по воде

— Говорят, «в современной Церкви не хватает свободы». Что это значит?

Протоиерей  Алексий Уминский: Речь, разумеется, не идёт о свободе внешней и законодательной. Имеется в виду внутренняя свобода, которой всегда не хватает каждому человеку. Такая свобода каждому из нас даётся как некое бремя ответственности и бремя свободного мышления.

Приходя в Церковь, зачастую человек очень быстро удовлетворяется готовыми формами и схемами, даже не пытаясь разобраться в том, насколько они сегодня применимы к его личной жизни. Отсюда в жизни христиан появляется много «недоразвитого»: мы живём по сложившимся образцам, нарушение которых кажется нам чуть ли не ересью.

В то же время оказывается, что свобода существует именно для того, чтобы человек умел находить ответы сам — у Христа. И, если мы не будем их искать, то будем продолжать жить в иллюзии собственного православия, своей церковности.

Сегодня мы во многом живём именно в такой иллюзии. Нам не хватает внутренней свободы разобраться с собственной жизнью, найти у Христа ответы на вопросы, которые мучают нашу совесть и душу, но при этом не искать готовых шаблонов в жанре «Что посоветуете, батюшка?»

Свобода, которой учил владыка Антоний, связана с большой неуверенностью в себе как христианине. Она не даёт чувствовать себя в Церкви, как в некоем «гарантированной пространстве спасения». Для владыки  Антония жизнь в Церкви — это бесконечное хождение по воде ко Христу, у Которого ты ищешь ответы.

Свобода владыки мешает многим принять его труды. Гораздо легче через неё обвинить его в экуменизме, неправославии либо же сделать акцент на многочисленных частных мнениях по разным богословским вопросам, которые он высказывал. Но сегодня важно понять, что эта свобода — и есть подлинное христианство.

Воля Божия — не готовый сценарий

— Как сохранить эту внутреннюю свободу и независимость от шаблонов?

Протоиерей Павел Великанов: В моей жизни была ситуация, когда нужно было сделать серьёзный выбор. И вдруг я понял: особенность нашей жизни в том, что, какой бы выбор я ни сделал, меня будет одинаково продолжать любить Бог. И какую бы глупость я ни свалял, Он сделает максимально возможное, чтобы исправить её последствия, если только я буду хоть немного чувствителен к Его воздействиям.

Мне кажется, у нас есть некое представление о воле Божией как лабиринте, некоей головоломке, сложной задаче, которую мы должны решить. И мы констатируем, что эта задача нерешаема.
А на самом деле жизнь христианина — резонансна. Перед нами стоит цель, но то, как мы её достигнем, — дело личной воли и свободы. У Бога нет какой-то готовой конфигурации моей жизни — это я создаю этот проект, а Бог стоит рядышком. И как любящий родитель иногда Он меня подтолкнёт, иногда — поддержит, иногда — поставит какое-то препятствие. Но Он никогда не будет взваливать меня на плечи и идти вместо меня путь, который я должен пройти сам.

О свободе выбора и спасении

— Вопрос от атеиста. В мире есть некоторое количество священных книг. Что заставляет человека принять одну из них, отвергнув все остальные, кроме принадлежности к какой-то традиции по рождению?

Александр Архангельский: Про большинство людей моего поколения нельзя сказать, что они принадлежали к какой-то традиции. В моей семье, например, религиозная традиция была утеряна, и поэтому я как раз выбирал.

Начал, разумеется, с того, с чем было меньше всего точек соприкосновения, а значит и конфликтов — с неких синтетических учений вроде «Восток на Западе». Потом был буддизм, который ощущался уже и как глубокая укоренённая в культуру традиция, и как реальная духовная практика. Но в какой-то момент его стало мало.

И вдруг на горизонте появилась религия, которая тогда воспринималась как «учение о скоропостижном спасении», где не надо было думать о перерождениях. А потом уже появились люди, которые взяли за руку и повели.

В духовных поисках важно дойти до той стадии, когда «мне не важны ответы, которые дают на этот вопрос разные религии — потому что у меня свой ответ есть». Наши же дискуссии, например, на тему «спасутся ли католики» очень часто вязнут в мелочах.

На самом деле, ещё не находясь в рамках конкретной конфессии, важно ответить для себя на один единственный вопрос: хотим ли мы встречи с Богом? Если нет — то все остальные поиски просто бесполезны. Если да, то о многих богословских тонкостях думать рано, а стоит просто начать искать этой встречи. Это похоже на жажду любви ещё до появления её объекта.

Протоиерей  Алексий Уминский: На самом деле мы знаем о Боге очень мало. Даже Церковь со всей своей мудростью не обладает исчерпывающими знаниями о Боге. И здесь важно понимать, что такое вера.

Вера в Бога — это доверие. То есть, я верю в Бога не как в определённую теорию, а именно так, то я и себя могу ему доверить.

Вспоминая Кьеркегора, можно сказать, что если Бог — это могущество, разум или хитрость, то такого Бога сложно и страшно не понять. Но если Бог есть любовь, то такого Бога не понимать совсем не страшно. И дальше Кьеркегор говорит: «Если Бог не есть любовь везде всегда и во всём, тогда вообще нет никакого Бога».

У нашего поколения Евангелие действительно не было первой духовной книгой, которую мы читали. Я сам его в первый раз начал читать по принципу «ни у кого нет, а у меня есть». Но чем дольше читал, тем больше понимал, что эту книгу не мог написать человек — настолько она ему невыгодна.

Протоиерей  Павел Великанов: Для человеческого сознания Бог — проблема, потому что Он просто туда не вмещается. Если мы посмотрим, то любая религия — это способ договориться с богами — теми, кто сильнее человека, а значит — является его врагом.

А христианство, в принципе, не оставляет человеку право иметь врагов. Но это совершенно непонятно. Потому что, если у человека нет врагов, то как же он тогда будет прав?
Так постепенно я доходил до мысли, что евангельскую Истину создал не человек. И, если принять это, то всё в Евангелии становится на свои места.

Но если из Евангелия убрать Христа, то становится, по большому счёту, всё равно, какому богу мы служим. И Евангелие для нас ценно не само по себе, а потому, что через него мы видим Христа. Мы имеем дерзновение к Богу через Христа, через Него Бог перестаёт быть нам врагом и становится другом.

Александр Архангельский: У владыки Антония есть воспоминание о том, что он был в Индии и несколько часов наблюдал, как усердно молятся индусы в своём храме. И он понял, что индусы так трудятся в своей молитве, что и в ней им, возможно, что-то открывается. Но они похожи на людей, смотрящих в замочную скважину. Тогда как у христиан есть окно — и они к нему не подходят.

В российском православии есть что-то холопское

— Когда, бывая в России, я общалась здесь с православными, многие из них отмечали, что я не похожа на христианку. В российском православии в последние годы укоренилось что-то холопское — опущенные глаза, засаленные волосы… Меняется ли что-то?

Протоиерей  Алексий Уминский: Хочется думать, что в Москве этот период всё-таки пройден. У нас на приходах всё чаще начинают рождаться евхаристические общины. Да, пока количество причастников сильно уступает общему количеству пришедших в храм, но, совместно приступая ко Причастию, люди учатся и воспринимать друг друга как родных, близких людей, семью.

Протоиерей Павел Великанов: Было время, когда на общину владыки Антония из России смотрели как на сон. Теперь этот сон постепенно начинает становиться явью.

Когда за месяц на портале «Богослов .RU» я вижу 800 комментариев к «Положению о Причастии», то начинаю понимать, что мы живём в особое время. Сейчас богословие уходит из профессиональной области в народ и это прекрасно. Богословие становится повседневной практикой жизни. Следующий этап будет — кристаллизация богословской мысли в теоретических трудах.
При этом кардинально меняется качество дискуссии. В людях появляется готовность не просто высказаться, считая себя «самым православным», но выслушать собеседника.

О будущем

— Каковы перспективы восприятия наследия владыки Антония?

Елена Садовникова: Сейчас параллельно существует два фонда, занимающиеся духовным наследием владыки Антония — в Англии и в России. Я знаю, что в английском фонда составляется биография владыки, мы подобным трудом не занимаемся, памятуя о том, что сам он при жизни автобиографических записок крайне не любил.

Наше внимание сосредоточено на сборе и изучении его наследия — мы собираем записи его бесед, работаем с архивами. С сожалением могу констатировать, что сейчас мы не знаем Антония Сурожского-богослова так, как знаем пастыря — многие его труды, написанные по-английски, по-французски и даже по-голландски, до сих пор не переведены.

Что же до общины владыки Антония, то она в целом продолжает жить по тому уставу, который он сам составлял на протяжении десяти лет.

Протоиерей Алексий Уминский: Да, с общиной владыки Антония не произошло то, что обычно происходит, когда община распадается, едва только исчез пастырь. Владыки нет десять лет — его община сохранилась.

Протоиерей Павел Великанов: Ситуация с Сурожской епархией в какой-то период была сложная. На определённом этапе своего развития РПЦ не была согласна с некоторыми обычаями и практиками, которые бытовали в Суроже.

Однако сейчас именно из России идёт движение навстречу наследию митрополита Антония. И оно, в значительной мере снимает напряжение, которое существует между теми чадами митрополита, кто остался в лоне Церкви, и теми, кто ушёл в другие юрисдикции.

Будущее оптимистично, но, наступит ли оно — зависит от каждого из нас.

Текст Дарьи Менделеевой, фото Анны Гальпериной