____________________________________________________________________________________________________________

АПОСТОЛЬСКОЕ  ПОСЛАНИЕ:  Евр., XI, 24-26, 32 - XII, 2.  

 

Глава 11.   24. Верою Моисей, придя в возраст, отказался   называться сыном дочери фараоновой, 25. И лучше захотел страдать с народом Божиим,   нежели иметь временное греховное наслаждение, 26. И поношение Христово почел бо'льшим для себя   богатством, нежели Египетские сокровища; ибо он взирал на воздаяние. ...  32. И что еще скажу? Недостанет мне времени, чтобы   повествовать о Гедеоне, о Вараке, о Самсоне и Иеффае, о Давиде, Самуиле и   (других) пророках,   33. Которые верою побеждали царства, творили правду,   получали обетования, заграждали уста львов, 34. Угашали силу огня, избегали острия меча,   укреплялись от немощи, были крепки на войне, прогоняли полки чужих; 35. Жены получали умерших своих воскресшими; иные же   замучены были, не приняв освобождения, дабы получить лучшее воскресение;

36. Другие испытали поругания и   побои, а также узы и темницу, 37. Были побиваемы камнями, перепиливаемы,   подвергаемы пытке, умирали от меча, скитались в ми'лотях и козьих кожах,   терпя недостатки, скорби, озлобления; 38. Те, которых весь мир не был достоин, скитались   по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли. 39. И все сии, свидетельствованные в вере, не   получили обещанного, 40. Потому что Бог предусмотрел о нас нечто лучшее,   дабы они не без нас достигли совершенства.   Глава 12. 1. Посему и мы, имея вокруг себя такое облако   свидетелей, свергнем с себя всякое бремя и запинающий нас грех и с терпением   будем проходить предлежащее нам поприще, 2. Взирая на начальника и совершителя веры Иисуса,   Который, вместо предлежавшей Ему радости, претерпел крест, пренебрегши   посрамление, и воссел одесную престола Божия.

 
ЕВАНГЕЛЬСКОЕ ЧТЕНИЕ: Ин., I, 43-51.

43. На другой   день Иисус восхотел идти в Галилею, и находит Филиппа и говорит ему: иди за   Мною.   44. Филипп же   был из Вифсаиды, из одного города с Андреем и Петром.   45. Филипп   находит Нафанаила и говорит ему: мы нашли Того, о Котором писали Моисей в  законе и пророки, Иисуса, сына Иосифова, из Назарета.   46. Но   Нафанаил сказал ему: из Назарета может ли быть что доброе? Филипп говорит   ему: пойди и посмотри.   47. Иисус,   увидев идущего к Нему Нафанаила, говорит о нем: вот подлинно Израильтянин, в   котором нет лукавства.

48. Нафанаил говорит Ему: почему Ты знаешь меня? Иисус сказал   ему в ответ: прежде нежели позвал тебя Филипп, когда ты был под смоковницею,   Я видел тебя.   49. Нафанаил   отвечал Ему: Равви'! Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев.   50. Иисус   сказал ему в ответ: ты веришь, потому что Я тебе сказал: Я видел тебя под   смоковницею; увидишь больше сего.   51. И   говорит ему: истинно, истинно говорю вам: отныне будете видеть небо отверстым   и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому.

Cлово «икона» греческого происхождения. Греческое слово eikon означает «образ», «портрет». В период формирования христианского искусства в Византии этим словом обозначалось всякое вообще изображение Спасителя, Богоматери, святого, Ангела или события Священной Истории, независимо от того, было ли это изображение скульптурным монументальной живописью или станковой, и независимо от того, какой техникой оно было исполнено. Теперь слово «икона» применяется по преимуществу к моленной иконе, писанной красками, резной, мозаической и т.д. Именно в этом смысле оно употребляется в археологии и истории искусства.

Православная Церковь утверждает и учит, что священный образ есть следствие Боговоплощения, на нем основывается и потому присущ самой сущности христианства, от которого он неотделим.

…Некоторые христиане, особенно пришедшие из иудейства, основываясь на ветхозаветном запрете образа, отрицали возможность его и в христианстве, и это тем более, что христианские общины были со всех сторон окружены язычеством с его идолопоклонством. Учитывая весь разрушительный опыт язычества, эти христиане пытались оградить Церковь от заразы идолопоклонства, которое могло проникнуть в нее через художественное творчество. Возможно, что иконоборчество так же старо, как иконопочитание. Все это очень понятно, но не могло иметь решающего значения в Церкви…

Отказ от образа в некоторых течениях первых веков христианства объясняется, по-видимому, некоторой неясностью в отношении к образу, а также отсутствием ясного и адекватного богословского языка, как словесного, так и образного. Чтобы ответить на все недоговоренности и на разнообразие отношений к искусству, Церкви придется выработать такой художественный язык и такие словесные формулировки, которые уже не оставят места ни для каких недоразумений.

По существу, в области искусства положение было тем же, что и в богословии и в богослужении. Все неясности, нечеткости и отсутствие единства выражения происходили от той трудности, с которой тварный мир воспринимал, ассимилировал и выражал то, что его превосходит. Кроме того, нужно иметь в виду, что Спаситель избрал для Своего воплощения и первой проповеди христианства мир иудейский и греко-римский. В этом мире самый факт вочеловечения Бога и тайна креста были для одних соблазном, для других безумием. Следовательно, соблазном и безумием был и образ, их отражавший. Но как раз к этому миру и была обращена проповедь христианства. Для того чтобы понемногу подготовить людей к воистину
непостижимой тайне Боговоплощения, Церковь сначала обращалась к ним на языке, более для них приемлемом, чем прямой образ. Это и представляется нам основной причиной обилия символов в первые века христианства. Это была, по выражению святого Апостола Павла, жидкая пища, свойственная детскому возрасту. Иконность образа очень медленно и с большим трудом усваивалась человеческим сознанием и искусством. Только время и нужды различных исторических эпох выявили постепенно этот священный характер, эту иконность образа, привели к упразднению первохристианских символов и очистили христианское искусство от всевозможных чуждых ему элементов, затемнявших его содержание.

Итак, несмотря на существование в Церкви некоторых течений, отрицательно относившихся к изображениям, существовала и основная ее линия, утверждавшая образ, которая без какой-либо внешней формулировки все более и более доминировала. Выражением этой основной линии Церкви и является ее Предание, утверждающее существование иконы Спасителя еще при Его жизни и икон Божией Матери, появившихся после Пятидесятницы. Предание это свидетельствует о том, что в Церкви с самого начала было ясное понимание смысла и значения образа, что отношение Церкви к образу остается неизменным, что отношение это вытекает из ее учения о Боговоплощении. Согласно этому учению, образ присущ самой сущности  христианства, ибо христианство есть Откровение не только Слова Божия, но и Образа Божия, явленного Богочеловеком Иисусом Христом. Церковь учит, что икона основывается на самом факте воплощения второго Лица Святой Троицы. А это значит, что христианский образ не только не означает разрыва, или даже противоречия с ветхозаветным законом, как понимают это протестанты, а как раз наоборот — он есть прямое его осуществление и последствие. Ибо существование образа в Новом Завете предполагается уже самым его запретом в Ветхом Завете. Как ни странно это для постороннего человека, но для самой Церкви существование образа непосредственно вытекает из отсутствия прямого образа в Ветхом Завете — это его
последствие и завершение. Предок христианского образа — не языческий идол, как это думают иногда, а отсутствие прямого, конкретного образа до воплощения и ветхозаветный символ, точно так же как предком самой Церкви является не языческий мир, а древний Израиль, избранный Богом народ для принятия Его Откровения. Для Церкви совершенно очевидно, что запрещение образа, данное Священным Писанием в Исходе (20, 4) и во Второзаконии (5, 12-19), есть временная педагогическая, воспитательная мера, относящаяся лишь к Ветхому Завету, а не принципиальное запрещение. «Дах им заповеди не добры»(Езек.20,25), по жестокосердию их, — поясняет причину запрета преп. Иоанн Дамаскин. Ибо запрещая образ прямой и конкретный, Писание в то же время передает повеление Божие делать образы символические, какими являлись скиния и предметы, в ней находящиеся. Они имели преобразовательное, символическое значение, и устройство их было указано Самим Богом до мельчайших подробностей…

Отличительная черта Нового Завета есть то, что в нем слово неотделимо от образа. Поэтому Отцы и Соборы, всякий раз говоря об образе, подчеркивают: «Якоже слышахом, тако и видехом», цитируя псалом 47, 9: «Якоже слышахом, тако и видехом во граде Господа сил, во граде Бога нашего». То, что человек видит, неотделимо здесь от того, что он слышит. Но то, что слышали и видели Давид и Соломон, было лишь пророческими словами, пророческими образами того, что осуществилось в Новом Завете. Теперь же, в Новом Завете, человек получает Откровение грядущего
Царствия Божия, и Откровение это дается ему и в слове, и в образе воплощенным Сыном Божиим.

Апостолы видели своими телесными глазами то, что в Ветхом Завете было лишь предображено в символах. «Бестелесный и не имеющий формы Бог некогда не был изображаем никак. Теперь же, когда Бог явился во плоти и с человеки поживе, я изображаю видимую сторону Бога». В этом-то и состоит коренная разница между ветхозаветными видениями и новозаветным образом: тогда пророки видели духовными очами нематериальный, невещественный образ, предуказывавший будущее (Иезекииль, Иаков, Исаия...). Теперь же человек видит телесными глазами исполнение их
провидения — Бога во плоти. Святой евангелист Иоанн выражает это с большой силой в начальных словах своего Первого послания: «Еже бе исперва, еже слышахом, еже видехом очима нашима, еже узрехом, и руки наша осязаша...».

«Итак, — говорит преп. Иоанн Дамаскин, — Апостолы телесным образом видели Христа, видели Его страдания, Его чудеса и слышали Его слова. Сильно желаем и мы увидеть и услышать [...]. Те видели лицом к лицу, так как Он телесно присутствовал. Мы же — потому, что Он не присутствует телесно, как бы через посредство книг слушаем слова Его и освящаем свой слух, и через него свою душу, и считаем себя блаженными, и поклоняемся, почитая книги, через посредство которых мы слышим Его слова. Так и через посредство иконной живописи мы созерцаем изображения телесного Его вида, и чудес, и страданий Его, освящаемся и вполне удовлетворяемся, и радуемся, и считаем себя счастливыми [...]. И почитаем и кланяемся телесному образу Его. А созерцая телесный вид Его, мы восходим, насколько это возможно, к созерцанию и славы Его Божества [...]».

Следовательно, подобно тому как через чувственные слова, которые мы слышим телесными ушами, мы также понимаем и духовное, так и через телесное созерцание приходим к созерцанию духовному.

Это толкование святого отца нашего Иоанна Дамаскина не является ни выражением его личного мнения, ни некоторым добавлением к первоначальному учению Церкви. Учение об образе органически входит в состав христианского учения, так же как, например, учение о двух природах Иисуса Христа или почитание Богоматери. Преп. Иоанн Дамаскин лишь систематизировал и формулировал в VIII веке то, что существовало
в Церкви изначала. Сделал он это в ответ на положение, которое требовало большой ясности и точности, так же как ему пришлось формулировать  учение Церкви о православной вере в целом — в своем замечательном творении «Точное изложение православной веры»…

Онтологическая связь христианства с образом послужила основой Преданию, согласно которому Церковь изначала несла проповедь миру одновременно и словом, и образом. Поэтому Отцы Седьмого Вселенского Собора и говорят, что «предание делать живописные изображения [...] существовало еще во времена апостольской проповеди». Эта связь христианства с образом и объясняет тот факт, что образ появляется в Церкви изначала, как нечто само собой разумеющееся, и занимает в ней принадлежащее ему место, несмотря на ветхозаветный запрет и некоторое противодействие.

_________________________________________________________________

(память  11/24 февраля)

Праведная царица Феодора была супругой греческого царя Феофила-иконоборца (829-842), но не разделяла ереси мужа и тайно почитала святые иконы. Император Феофил, особенно многих поборников благочестия замучил и бросил в темницу. Однажды Феофил сильно заболел. Царице Феодоре приснилась Пресвятая Богородица, окруженная ангелами, которые били и мучили Феофила. В это время он проснулся и закричал: «Меня мучат за святые иконы!»

Феодора взяла икону, которая была у нее, и положила на грудь императору. А он, как говорит предание, взял небольшой образ у некоего придворного и поцеловал его. Тут же в болезни его наступило облегчение. Однако вскоре он умер. Царица Феодора вызвала из темницы всех, кто был заключен за святые иконы, принародно показала всем и поцеловала образ Богородицы и просила собравшихся исповедников молиться о прощении ее мужа, столько зла причинившего Церкви.

Прославив Бога за восстановление веры на царском престоле, святые мужи стали усердно молиться о прощении грехов императора Феофила. Это время пришлось на первую неделю Великого поста.

Патриарх Царьграда написал на свитке имена всех, кто противился почитанию икон, и положил его под престолом в церкви Святой Софии. После недельного моления свиток достали, развернули - и вот чудо! Имени Феофила там не было!

После такого знамения милости Божией и совершилось Торжество Православия - праздник окончательной победы над иконоборчеством, который отмечается в первое воскресенье Великого Поста.

После смерти императора святая Феодора управляла государством вместо малолетнего сына Михаила. Она возвратила низложенного святого Патриарха Мефодия и созвала Собор, на котором иконоборцы были преданы проклятию. Когда Михаил вырос, она была отстранена от управления и, проведя 8 лет в обители святой Евфросинии в подвигах и чтении Божественных книг, мирно скончалась около 867 года. Мощи ее в 1460 году были отданы турками жителям города Корциры.