Антипасха. Неделя 2-я по Пасхе, апостола Фомы. Глас 1.

АПОСТОЛЬСКОЕ  ПОСЛАНИЕ:  Деян., V, 12-20

ЕВАНГЕЛЬСКОЕ ЧТЕНИЕ: Ин., XX, 19-31

Тропарь Недели Антипасхи, глас 7

Запеча́тану гро́бу,/ живо́т от гро́ба возсия́л еси́, Христе́ Бо́же,/ и две́рем заключе́нным,/ ученико́м предста́л еси́,/ всех воскресе́ние;/ дух пра́вый те́ми обновля́я нам,// по вели́цей Твое́й ми́лости.

Перевод: Хотя гроб был запечатан, Ты, Жизнь, из гроба воссиял, Христе Боже; и, когда двери были заперты, Ты, всех Воскресение, предстал ученикам, через них Дух Правый обновляя в нас по великой Твоей милости.

Кондак Недели Антипасхи, глас 8

Любопы́тною десни́цею/ жизнопода́тельная Твоя́ ре́бра Фома́ испыта́, Христе́ Бо́же;/ созаключе́нным бо две́рем я́ко вшел еси́,/ с про́чими апо́столы вопия́ше Тебе́:// Госпо́дь еси́ и Бог мой.

Перевод: Любознательной рукою жизнь источающие ребра Твои исследовал Фома, Христе Боже; и тогда, как Ты вошел при запертых дверях, он с прочими Апостолами стал взывать Тебе: «Ты – Господь и Бог мой!»

* * * * *

«ДНЕСЬ ВЕСНА БЛАГОУХАЕТ, И НОВАЯ ТВАРЬ ЛИКУЕТ»

В переводе с греческого Антипасха - «то, что вместо Пасхи», 2-я неделя (т. е. воскресенье) после недели Пасхи; др. названия: Новая неделя, Фомина неделя. Одно из наиболее ранних употреблений термина «Антипасха» в значении недели, следующей за неделей (воскресеньем) Пасхи, содержится в приписываемых Патриарху Константинопольскому Иоанну Постнику канонических правилах.

Содержание праздника. Древнейшие источники упоминают о дне Антипасхи, связывая его, с одной стороны, с Воскресением Христовым, т. к. с IV в. он служил завершением 8-дневных пасхальных торжеств, с другой стороны – с таинством Крещения, т. к. в этот день или накануне неофиты, крещенные на Пасху или в Великую субботу, снимали белые крещальные ризы. С этим обычаем связано древнее латинское название дня Антипасхи – Dominica in Albis. Блж. Августин Иппонский († 430) в слове, посвященном «октаве Пасхи» (т. е. Антипасхи), говорит: «Сегодняшней радостью завершаются пасхальные торжества, потому что сегодня переменяются одежды неофитов, но таким образом, что белизна, слагаемая с одеждой, навсегда остается в сердце».

Важнейшим основанием для объединения Антипасхи с Пасхой является читаемое в этот день (по крайней мере с IV в.) как в восточном, так и в западном обрядах Ин. 20, 19–31. Это евангельское повествование связывает два явления Воскресшего Спасителя апостолам: в «первый день недели вечером» (Ст. 19), т. е. в сам день Воскресения, когда Господь Иисус Христос показал им Свои раны, послал их на проповедь и, сообщив им дар Св. Духа, дал им власть прощать и удерживать грехи, ... и «после восьми дней» (Ст. 26), когда Спаситель, вторично явившись ученикам, призванием к осязанию Своих ран уверил ап. Фому (он не видел первое явление Воскресшего Христа и отказывался верить рассказам др. апостолов), и тот немедленно исповедал свою веру в Богочеловечество Воскресшего Христа, воскликнув: «Господь мой и Бог мой!» Истолкованию Ин. 20, 19–31 посвящено «Слово на Неделю Новую», приписываемое свт. Иоанну Златоусту, по византийским Типиконам одно из уставных чтений праздника Антипасхи. Повторное явление Господа Иисуса Христа ученикам здесь объясняется необходимостью уверения ап. Фомы, чье «неверие» (в данном случае – стремление к достоверному, подтвержденному опытом знанию) оправдывается и даже восхваляется, ибо результатом его стало исповедание ап. Фомы.

Церковь посвящает этот день также размышлению над обновлением всего творения через Воскресение Христово, о чем говорится в слове свт. Григория Богослова († 390) «На Неделю Новую», которое в византийских Типиконах стало одним из главных уставных чтений праздника. По мысли свт. Григория, подобно первому творению (сотворению мира), начавшемуся днем недельным (воскресным), так и новый, обновленный Воскресением Христовым мир начинается днем недельным. Этот день, 8-й по Пасхе, и празднуется как День обновления, т. к. в отличие от дня Пасхи, самого дня спасения, который является «пограничным между погребением и Воскресением», этот день есть день «воспоминания спасения», день «чисто нового рождения». Содержанием же празднования для каждого, его приношением Богу должно стать внутреннее обновление: «Обновитесь, отбросьте древнего человека... только ради того вспоминая древнее, чтобы его избегать». Совпадающее по времени с Антипасхой обычное весеннее обновление природы поэтому приобретает новое значение как видимое проявление и свидетельство внутреннего обновления всей твари: «Царица времен года триумфально шествует в честь царицы дней и преподносит ей дары от всего, что есть у нее самого прекрасного и радостного». Величие праздника подчеркивается согласием обновления видимого и невидимого мира, которое предваряет будущие «новое небо и новую землю» (Откр. 21, 1): «Ныне весна земная, весна духовная, весна душам, весна телам, весна видимая, весна невидимая; о, если бы мы приняли участие в ней там, прекрасно изменившись здесь, и обновленные переправились к обновленной жизни во Христе Иисусе Господе нашем!».

В русском разговорном языке Антипасха часто называется «Красной горкой», т. к. это – первый день после многодневных Великого поста и Пасхи, когда позволяется совершать Таинство Брака.

Богослужение праздника в Православной Церкви. Праздник уверения Фомы зафиксирован уже в «Апостольских постановлениях» (предположительно ок. 380, Антиохия), где повествование об его установлении ведется от лица самого ап. Фомы (чтимый праздник восьмого дня, в который меня, не веровавшего Фому, [верой] в Воскресение исполнил).

В древнем иерусалимском богослужении в день Антипасхи совершалось торжественное последование. В 40-й гл. «Паломничества» Эгерии (ок. 400) Антипасха названа «октавой [8-м днем] Пасхи» («октава» в позднейшей латинской литургической терминологии соответствует византийскому Отданию). Согласно описанию Эгерии, в этот день кроме обычных богослужений (литургии и проч.) после 6-го часа (ок. 12:00) совершалась особая процессия, аналогичная процессии в 1-й день Пасхи. Ее порядок: епископ вместе с народом совершал сопровождавшееся песнопениями торжественное шествие, с остановками на Елеонской горе и на Имвомоне (место Вознесения Господня), завершавшееся в храме Воскресения, где служили вечерню, после которой было шествие на Сион, где также пелись гимны, читался евангельский рассказ о явлении Спасителя ученикам в 8-й день по Воскресении и уверении ап. Фомы; все завершалось молитвой и благословением оглашенных и верных во 2-м часу ночи (ок. 20:00). Иерусалимский лекционарий V-VI вв. содержит следующие указания о службе Антипасхи: на литургии поется тропарь «Славное пришествие», прокимен из Пс. 9, вместо чтения из Ветхого Завета читается Деян. 5, 34–42, апостол – 1 Ин. 1, 1–7, евангелие – Ин. 1, 1–17 (читаемое ныне на литургии 1-го дня Пасхи); в 9-м часу (ок. 15:00) совершается вечерня, на которой в основном повторялся чин вечерни на Пасху (отличается пением тропаря Антипасхи. «Славное пришествие» и прокимна из Пс. 32) и читалось Евангелие об уверении Фомы (Ин. 20, 26–31).

В византийском обряде (константинопольском богослужении) тема уверения Фомы в службе Антипасхи уже значительно усилена по сравнению с древним иерусалимским, где служба Антипасхи во многом повторяла пасхальную. Евангельское повествование об уверении ап. Фомы в Константинопольской Церкви (а впоследствии и во всех Православных Поместных Церквах) по крайней мере с VIII в. читается не вечером в день Антипасхи, как в Иерусалиме в древности, а утром – на литургии.

В соборном богослужении Константинополя, отраженном в Типиконе Великой церкви X в., утреня на Антипасху совершалась такая же, как и во все воскресенья года (как и на Пасху). Типикон Великой ц. указывает на утрене в конце «Непорочных» петь пасхальный тропарь 3-го гласа ([Когда] творение было смущено), на 50-м псалме – тропарь Антипасхи «тяжелого» (7-го) гласа ([В то время, как] гроб был запечатан – церковнославянский «Запечатану гробу»); на литургии – вседневные антифоны (при этом 2-й антифон Типикон указывает петь не с «аллилуия», а с припевом: «Спаси ны, Сыне Божий,,,» – как в самые большие праздники), прокимен из Пс 146 («Велий Господь наш»), апостол – Деян. 5, 12–20, аллилуиарий со стихом 94-го псалма, евангелие – Ин 20, 19–31, причастны – «Хвалите Господа с небес» (Пс 148. 1) и «Похвали, Иерусалиме, Господа» (Пс. 147, 1); на вечерне в сам день праздника петь прокимен из Пс. 76 («Кто Бог велий»), такой же, как вечером в 1-й день Пасхи. Прп. Романом Сладкопевцем (V в.) был написан кондак на уверение Фомы (проимий: «Любопытною десницею»), который употреблялся в храмах Константинополя в неделю Антипасхи.

Во всех многочисленных редакциях 2 византийских монастырских уставов – Студийского и Иерусалимского (который является ныне основным богослужебным уставом Православной Церкви) – служба Антипасхи является праздничной. Состав службы со времен действия Студийского устава и до наст. времени весьма стабилен. Как студийскими, так и иерусалимскими Типиконами (кроме самых кратких) указываются следующие гимнографические тексты вечерни под Антипасху и утрени Антипасхи: отпустительный тропарь «тяжелого» (т. е. 7-го) гласа «Запечатану гробу» – как в Типиконе Великой церкви; кондак (точнее, проимий и 1 икос) 4-го плагального (т. е. 8-го) гласа прп. Романа (проимий «Любопытною десницею»); написанные прп. Иоанном Дамаскиным (VIII в.) самогласные стихиры 1-го («По днехъ осмихъ», «Дверемъ заключеннымъ, ученикомъ собраннымъ, вшелъ еси», «Фома, глаголемый близнецъ») и 2-го плагального (т. е. 6-го) гласов («Дверемъ заключеннымъ, пришелъ еси Христе») и канон 1-го гласа (нач. 1-го ирмоса: «Поимъ вси людие»; нач. 1-го тропаря: «Днесь весна душамъ»), не имеющие атрибуции 3 самогласные стихиры 4-го гласа (начало каждой: «О преславнаго чудесе!»). Часть студийских и все иерусалимские Типиконы содержат также надписанную именем «Анатолия» стихиру 4-го плагального (т. е. 8-го) гласа («Дверемъ заключеннымъ, ученикомъ собраннымъ, предста Спасе»); неатрибутированные стихиры 2-го («По востании Твоемъ Господи», «Дверемъ заключеннымъ, представъ Иисусъ»), 2-го плагального («По днехъ ) осмихъ»), 1-го плагального (т. е. 5-го) («Человеколюбче, велие») и 1-го (подобен «Прехвальнии мученицы») гласов (3 стихиры, начало 1-й: «По еже из гроба»); ипакои 2-го плагального гласа («Яко посреде»), эксапостиларий («Моихъ удовъ»). Все Типиконы указывают для Антипасхи такие же, как в Типиконе Великой церкви, чтения на литургии; все студийские, а также ранние иерусалимские Типиконы предписывают петь на литургии вседневные антифоны, поздние иерусалимские – изобразительны антифоны. Тексты службы помещаются в Триоди.

И по студийским, и по иерусалимским Типиконам воскресная служба Октоиха в день Антипасхи не поется (что является главной отличительной особенностью Господских двунадесятых праздников; тем не менее Антипасха не причисляется к ним) и совершается служба только Антипасхи, имеющая характер праздничной; вечером в неделю Антипасхи (под понедельник) совершается праздничная вечерня со входом и великим прокимном «тяжелого» (т. е. 7-го) гласа из Пс. 76 («Кто Богъ велий»); Антипасха имеет продолжающееся до субботы попразднство.

Отличия студийских Типиконов от иерусалимских в уставе службы Антипасхи: 1) перенесение воскресной службы Октоиха 1-го гласа (или ее части) на понедельник (в иерусалимских она отменяется); 2) отмена, начиная с Антипасхи, пасхальных песнопений (в иерусалимских они поются до отдания Пасхи), за исключением тропаря «Воскресение Христово видевше» и катавасии Пасхи; 3) отсутствие всенощного бдения на праздник (в иерусалимских сохраняется). В южноитал. версиях Студийского устава – напр., в Мессинском Типиконе 1131 г.- две первые студийские отличительные особенности уже не отмечаются (что сближает их с позднейшими иерусалимскими): воскресная служба отменяется, а тропарь Пасхи «Христосъ воскресе» читается вместо Трисвятого на службах суточного круга вплоть до Вознесения Господня.

В первоначальной редакции студийской службы Антипасхи, зафиксированной в «Ипотипосисе прп. Феодора Студита» IX в., составленном одним из его учеников, «Диатипосисе» прп. Афанасия Афонского кон. X в. и Студийско-Алексиевском Типиконе 1034 г., воскресная служба переносится на понедельник практически полностью, что выражается в пении воскресных стихир на Господи воззвах, отпустительного тропаря, седальнов, степенных антифонов, утреннего прокимна, «Всякое дыхание», канона, песнопения «Свят Господь Бог наш», хвалитных и стиховных стихир утрени 1-го гласа; в чтении 1-го воскресного утреннего евангелия; стихословии «Блажен муж» (всей кафизмы) на вечерне и кафизмы на утрене. В связи с этим на Антипасху поется служба только праздника с отменой всех кафизм (в т. ч. не поется и «Блажен муж») и евангелия, канон утрени начинается сразу после тропаря на Бог Господь (Студийско-Алексиевский Типикон указывает петь «Воскресение Христово видевше» и Пс. 50, обычно предваряющие канон, после 6-й песни и кондака; «Диатипосис» отмечает, что евангелие – неизвестно какое – читается в конце утрени, и это положение противоречит 2 др. Типиконам). В Студийско-Алексиевском Типиконе (до XV в. был основным Типиконом на Руси) к воскресной службе в понедельник добавляются пенсопения Антипасхи. Такому порядку службы в целом соответствует Орбельская Триодь, но на утрене Антипасхи перед каноном есть воскресное евангелие.

В более позднем константинопольском студийском Евергетидском Типиконе 1-й пол. XII в., послужившем образцом для многих других, на понедельник переносятся только часть воскресных песнопений: стихиры на Господи воззвах, стиховные стихиры вечерни, отпустительный тропарь, ипакои, канон, хвалитные и стиховные стихиры утрени, которые поются вместе с песнопениями Антипасхи; в сам праздник Антипасхи поются воскресные степенны антифоны, утренний прокимен, «Всякое дыхание»; читается воскресное утреннее евангелие; стихословятся обычные кафизмы (в т. ч. «Блажен муж») и полиелей; утреня оканчивается великим славословием. Сходный (но не идентичный) порядок службы содержится в одном из древнейших грузинских Типиконов – Типиконе прп. Георгия II Мтацминдели (†1096), составленном преподобным в Афонском Иверском монастыре.

В Мессинском Типиконе воскресная служба отменена полностью. Кроме того, студийские Типиконы различаются рядом частных указаний: несколько отличаются наборы стихир, седальнов, уставных чтений; Евергетидский Типикон говорит о пении перед утреней паннихис и предписывает петь на утрене катавасию Антипасхи, в то время как остальные Типиконы указывают катавасию Пасхи; Мессинский Типикон предписывает совершать перед утреней особый чин входа в храм, как на пасхальной утрене, но менее торжественно, петь на «И ныне» хвалитных стихир воскресную стихиру Богородице «Преблагословенна еси» и т. д.

В иерусалимских Типиконах под праздник Антипасхи предписывается совершать всенощное бдение, отменяется воскресное последование (за исключением утреннего воскресного евангелия), все службы начинаются с тропаря Пасхи «Христос воскресе». В ранних редакциях (напр., Sinait. gr. 1096, XII в.) на утрене указываются непорочны, без тропарей, а на литургии – вседневные антифоны. В более поздних редакциях Иерусалимского устава, в т. ч. используемом и по сей день в РПЦ, служба Антипасхи почти идентична службам Господских двунадесятых праздников: под праздник совершаются малая вечерня и всенощное бдение (без паримий на вечерне, но с полиелеем и избранным псалмом на утрене), воскресная служба (за исключением воскресного утреннего евангелия, воскресной стихиры Богородице «Преблагословенна еси» на хвалитех и евангельской стихиры перед 1-м часом) полностью отменяется и не переносится на понедельник, в день Антипасхи поется служба только праздника (однако катавасия и задостойник Пасхи), вечером в праздник совершается великая вечерня со входом и великим прокимном. На трапезе в день праздника полагается «утешение велие».

Гимнографические тексты и указания чтений праздника в используемых ныне Цветной Триоди и Типиконе те же, что и в студийских Триодях и Типиконах (с незначительными дополнениями), т. о., они восходят к V–XII вв. С XIV в. в Триодях помещается Стишной синаксарь Никифора Каллиста Ксанфопула («В сей день, в неделю вторую после Пасхи, обновление празднуем Христова воскресения»).

С недели Антипасхи (включительно) и до отдания Пасхи все службы начинаются с пасхального тропаря «Христос воскресе», на утренях ежедневно поется «Воскресение Христово видевше», литургия имеет особое окончание.

Относительно порядка службы Антипасхи поздние редакции Иерусалимского устава различаются расстановкой стихир, а также некоторыми частными особенностями – напр., в первом печатном русском Типиконе 1610 г. есть праздничная стихира по 50-м псалме (глас 6-й «Дверем затворенном прииде Исус»), а по принятому ныне в РПЦ Типикону поется обычная воскресная стихира; на литургии по Типикону 1610 г. кроме кондака праздника поется кондак Пасхи и кроме причастна праздника -причастен Пасхи; некоторые Типиконы (напр., древнейший из сохранившихся Типиконов ТСЛ ) указывают на Антипасху праздничный отпуст и т. д.

По Типикону Г. Виолакиса, в настоящее время являющемуся основным Типиконом в практике греческих Церквей, на Антипасху поется служба праздника без бдения (бдения по этому Типикону не совершаются), с чтением воскресного утреннего евангелия перед 9-й песнью канона (как и в др. воскресенья года), с отменой «Преблагословенна еси» и евангельской стихиры на утрене. Особенность литургии Антипасхи по этому Типикону состоит в употреблении праздничных антифонов и входного стиха Пасхи, а также задостойника праздника (ирмос 9-й песни канона «Тебе светлую свещу»).

Отмена или перенесение воскресного последования, великий прокимен на вечерне в день праздника и др. уставные моменты Антипасхи свидетельствуют о чрезвычайно большом значении, которое этот день издревле имеет в литургической жизни Церкви.

Гимнография праздника тематически очень разнообразна. Наряду с главными темами – Воскресения Христова, уверения ап. Фомы, обновления можно выделить также некоторые сопутствующие смысловые мотивы.

Большая часть гимнографического материала посвящена теме человеколюбия и крайнего снисхождения Божия: «Человеколюбче, велие и безприкладное множество щедрот Твоих: яко долготерпел еси, от иудей заушаем, от апостола осязаем, и от отметающихся Тебе многоиспытаем, како воплотился еси; како распялся еси безгрешне» (славник на стиховне) – посредством сопоставления раскрывается смысл празднуемого события: всесильный Господь, Воскресший из мертвых «запечатану гробу» и явившийся ученикам «дверем заключенным» (отпустительный тропарь), снисходит по Своему человеколюбию к немощи нашей настолько, что допускает прикосновение к Своей плоти, столь же уничижительное для Него, как и Крестные страдания, и «неправедное убиение», и еретические измышления, ради того, чтобы человек приобрел веру в Воскресение. Господь не только снисходительно допускает прикосновения ап. Фомы, но и Сам призывает апостола получить твердое основание веры в Воскресение: «Почто Мне не веруеши, яко воскресох из мертвых; принеси семо руку твою, и вложи в ребра Моя, и виждь» (6-я стихира на «Господи воззвах» великой вечерни).

Множество песнопений обращено к удивительной тайне дерзкого «Фомина неверия», рождающего твердую веру как самого апостола, так и укрепляющего веру всех христиан: «о доброе неверие фомино, верных сердца в познание приведе» (4-я стихира на «Господи воззвах» великой вечерни), «о преславнаго чудесе! Неверие веру известную роди» (1-я стихира на стиховне).

Часть текстов напоминает о тесной связи Антипасхи с событиями дня Воскресения Христова: «Дверемъ заключенным, учеником собраннымъ, вшел еси внезапу, всесильне Иисусе Боже наш, и став посреде их мир дав, исполнил еси Святаго Духа: ждати же повелел еси, и никакоже разлучатися от Иерусалима, дондеже облекутся еже с высоты силою» (1-я стихира на «Господи воззвах»).

Тема обновления творения Воскресением Христовым поэтически осмысляется в связи с ежегодным весенним возвращением к жизни и обновлением природы: «Днесь весна душам, зане Христос от гроба якоже солнце возсияв тридневный, мрачную бурю отгна греха нашего» (тропарь 1-й песни канона утрени), «Днесь весна благоухает, и новая тварь ликуетъ. Днесь взимаются ключи дверей, и неверия Фомы друга вопиюща: Господь и Бог мой» (2-й ексапостиларий).

8-й день по Воскресении Христовом, становясь первым в череде Дней Господних – воспоминаний дня спасения и обновления,- является, т. о., символом и предвосхищением буд. вечного 8-го дня: «Яко первый есть дней и господственный светоносный сий... приноситъ бо и века образ, яко осмица совершая будущаго» (тропарь 7-й песни канона утрени).

Статья из т. II «Православной Энциклопедии», Москва. 2001 г.

* * * * *

Никифоров-Волгин В.А. Светлая заутреня

Над землей догорала сегодняшняя литургийная песнь: «Да молчит всякая плоть человеча и да стоит со страхом и трепетом».

Вечерняя земля затихала. Дома открывали стеклянные дверцы икон. Я спросил отца:

— Это для чего?

— В знак того, что на Пасху двери райские отверзаются!

До начала заутрени мы с отцом хотели выспаться, но не могли. Лежали на постели рядом, и он рассказывал, как ему мальчиком пришлось встречать Пасху в Москве.

— Московская Пасха, сынок, могучая! Кто раз повидал ее, тот до гроба поминать будет. Грохнет, это, в полночь первый удар колокола с Ивана Великого, так словно небо со звездами упадет на землю! А в колоколе-то, сынок, шесть тысяч пудов, и для раскачивания языка требовалось двенадцать человек! Первый удар подгоняли к бою часов на Спасской башне… — Отец приподнимается с постели и говорит о Москве с дрожью в голосе: — Да… часы на Спасской башне… Пробьют — и сразу же взвивается к небу ракета… а за ней пальба из старых орудий на Тайницкой башне — сто один выстрел!..

Морем стелется по Москве Иван Великий, а остальные сорок сороков вторят ему, как реки в половодье! Такая, скажу тебе, сила плывет над

Первопрестольной, что ты словно не ходишь, а на волнах качаешься маленькой щепкой! Могучая ночь, грому Господню подобная! Эх, сынок, не живописать словами пасхальную Москву!

Отец умолкает и закрывает глаза.

— Ты засыпаешь?

— Нет. На Москву смотрю.

— А где она у тебя?

— Перед глазами. Как живая…

— Расскажи еще что-нибудь про Пасху!

— Довелось мне встречать также Пасху в одном монастыре. Простотой да святолепностью была она еще лучше московской! Один монастырь-то чего стоит! Кругом — лес нехоженый, тропы звериные, а у монастырских стен — речка плещется. В нее таежные дерева глядят и церковь, сбитая из крепких смолистых бревен. К светлой заутрени собиралось сюда из окрестных деревень великое множество богомольцев. Был здесь редкостный обычай. После заутрени выходили к речке девушки со свечами, пели «Христос Воскресе», кланялись в пояс речной воде, а потом прилепляли свечи к деревянному кругляшу и по очереди пускали их по реке. Была примета: если пасхальная свеча не погаснет, то девушка замуж выйдет, а погаснет — горькой вековушей останется!

Ты вообрази только, какое там было диво!

Среди ночи сотня огней плывет по воде, а тут еще колокола трезвонят, и лес шумит!

— Хватит вам вечать-то, — перебила нас мать, — высыпались бы лучше, а то будете стоять на заутрене соныгами!

Мне было не до сна. Душу охватывало предчувствие чего-то необъяснимо огромного, похожего не то на Москву, не то на сотню свечей, плывущих по лесной реке.

Встал с постели, ходил из угла в угол, мешал матери стряпать и поминутно ее спрашивал:

— Скоро ли в церковь?

— Не вертись, как косое веретено! — тихо вспылила она. — Ежели не терпится, то ступай, да не балуй там!

До заутрени целых два часа, а церковная ограда уже полна ребятами.

Ночь без единой звезды, без ветра и как бы страшная в своей необычности и огромности. По темной улице плыли куличи в белых платках — только они были видны, а людей как бы и нет.

В полутемной церкви около плащаницы стоит очередь охотников почитать Деяния апостолов. Я тоже присоединился. Меня спросили:

— Читать умеешь?

— Умею.

— Ну, так начинай первым!

Я подошел к аналою и стал выводить по складам: «Первое убо слово сотворих о Феофиле», — и никак не мог выговорить «Феофил». Растерялся, смущенно опустил голову и перестал читать. Ко мне подошли и сделали замечание:

— Куда же ты лезешь, когда читать не умеешь?

— Попробовать хотел!..

— Ты лучше куличи пробуй, — и оттеснили меня в сторону.

В церкви не стоялось. Вышел в ограду и сел на ступеньку храма.

«Где-то сейчас Пасха? — размышлял я. — Витает ли на небе или ходит за городом, в лесу, по болотным кочкам, сосновым остинкам, подснежникам, вересковыми и можжевельными тропинками, и какой она имеет образ?» Вспомнился мне чей-то рассказ, что в ночь на Светлое Христово Воскресение спускается с неба на землю лествица и по ней сходит к нам Господь со святыми апостолами, преподобными, страстотерпцами и мучениками. Господь обходит землю, благословляет поля, леса, озера, реки, птиц, человека, зверя и все сотворенное святой Его волей, а святые поют «Христос Воскресе из мертвых»… Песня святых зернами рассыпается по земле, и от этих зерен зарождаются в лесах тонкие душистые ландыши…

Время близилось к полночи. Ограда все гуще и полнее гудит говором. Из церковной сторожки кто-то вышел с фонарем.

— Идет, идет! — неистово закричали ребята, хлопая в ладоши.

— Кто идет?

— Звонарь Лександра! Сейчас грохнет!

И он грохнул…

От первого удара колокола по земле словно большое серебряное колесо покатилось, а когда прошел гуд его, покатилось другое, а за ним третье, и ночная пасхальная тьма закружилась в серебряном гудении всех городских церквей.

Меня приметил в темноте нищий Яков.

— Светловещанный звон! — сказал он и несколько раз перекрестился.

В церкви начали служить великую полунощницу. Пели «Волною морскою». Священники в белых ризах подняли плащаницу и унесли в алтарь, где она будет лежать на престоле до праздника Вознесения. Тяжелую золотую гробницу с грохотом отодвинули в сторону, на обычное свое место, и в грохоте этом тоже было значительное, пасхальное — словно отваливали огромный камень от гроба Господня.

Я увидал отца с матерью. Подошел к ним и сказал:

— Никогда не буду обижать вас! — прижался к ним и громко воскликнул: — Весело-то как!

А радость пасхальная все ширилась, как Волга в половодье, про которое не раз отец рассказывал. Весенними деревьями на солнечном поветрии заколыхались высокие хоругви. Стали готовиться к крестному ходу вокруг церкви. Из алтаря вынесли серебряный запрестольный крест, золотое Евангелие, огромный круглый хлеб — артос, заулыбались поднятые иконы, и у всех зажглись красные пасхальные свечи.

Наступила тишина. Она была прозрачной и такой легкой — если дунуть на нее, то заколеблется паутинкой. И среди этой тишины запели: «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небеси». И под эту воскрыляющую песню заструился огнями крестный ход. Мне наступили на ногу, капнули воском на голову, но я почти ничего не почувствовал и подумал: «Так полагается». — Пасха! Пасха Господня! — бегали по душе солнечные зайчики. Тесно прижавшись друг к другу, ночными потемками, по струям воскресной песни, осыпаемые трезвоном и обогреваемые огоньками свечей, мы пошли вокруг белозорной от сотни огней церкви и остановились в ожидании у крепко закрытых дверей. Смолкли колокола. Сердце затаилось. Лицо запылало жаром. Земля куда-то исчезла — стоишь не на ней, а как бы на синих небесах. А люди? Где они? Все превратились в ликующие пасхальные свечи!

И вот то огромное, чего охватить не мог вначале, — свершилось! Запели «Христос Воскресе из мертвых».

Три раза пропели «Христос Воскресе», и перед нами распахнулись высокие двери. Мы вошли в воскресший храм — и перед глазами, в сиянии паникадил, больших и малых лампад, в блестках серебра, золота, драгоценных каменьев на иконах, в ярких бумажных цветах на куличах — вспыхнула Пасха Господня! Священник, окутанный кадильным дымом, с заяснившимся лицом, светло и громко воскликнул: «Христос Воскресе», — и народ ответил ему грохотом спадающего с высоты тяжелого льдистого снега: «Воистину Воскресе».

Рядом очутился Гришка. Я взял его за руки и сказал:

— Завтра я подарю тебе красное яйцо! Самое наилучшее! Христос Воскресе!

Неподалеку стоял и Федька. Ему тоже пообещал красное яйцо. Увидел дворника Давыда, подошел к нему и сказал:

— Никогда не буду называть тебя «подметалой мучеником». Христос Воскресе!

А по церкви молниями летали слова пасхального канона. Что ни слово, то искорка веселого быстрого огня: «Небеса убо достойно да веселятся, земля же да радуется, да празднует же мир видимый же весь и невидимый. Христос бо возста, веселие вечное. .»

Сердце мое зашлось от радости — около амвона увидел девочку с белокурыми косами, которую приметил на выносе плащаницы! Сам не свой, подошел к ней и, весь зардевшись, опустив глаза, я прошептал:

— Христос Воскресе!

Она смутилась, уронила из рук свечечку, тихим пламенем потянулась ко мне, и мы похристосовались, а потом до того застыдились, что долго стояли с опущенными головами.

А в это время с амвона гремело пасхальное слово Иоанна Златоуста: «Атце кто благочестив и боголюбив, да насладится сего добраго и светлаго торжества… Воскресе Христос, и жизнь жительствует!»