Антипасха. Неделя 2-я по Пасхе, апостола Фомы. Глас 1.

АПОСТОЛЬСКОЕ  ПОСЛАНИЕ:   Деян., 14 зач., V, 12-20.

ЕВАНГЕЛЬСКОЕ ЧТЕНИЕ: Ин., 65 зач., XX, 19-31.

Тропарь Недели Антипасхи, глас 7

Запеча́тану гро́бу,/ живо́т от гро́ба возсия́л еси́, Христе́ Бо́же,/ и две́рем заключе́нным,/ ученико́м предста́л еси́,/ всех воскресе́ние;/ дух пра́вый те́ми обновля́я нам,// по вели́цей Твое́й ми́лости.

Перевод: Хотя гроб был запечатан, Ты, Жизнь, из гроба воссиял, Христе Боже; и, когда двери были заперты, Ты, всех Воскресение, предстал ученикам, через них Дух Правый обновляя в нас по великой Твоей милости.

Кондак Недели Антипасхи, глас 8

Любопы́тною десни́цею/ жизнопода́тельная Твоя́ ре́бра Фома́ испыта́, Христе́ Бо́же;/ созаключе́нным бо две́рем я́ко вшел еси́,/ с про́чими апо́столы вопия́ше Тебе́:// Госпо́дь еси́ и Бог мой.

Перевод: Любознательной рукою жизнь источающие ребра Твои исследовал Фома, Христе Боже; и тогда, как Ты вошел при запертых дверях, он с прочими Апостолами стал взывать Тебе: «Ты – Господь и Бог мой!»

* * * * *

ИГУМЕН НЕКТАРИЙ МОРОЗОВ. СКОРБЕТЬ НА ПАСХУ — НОРМАЛЬНО.

Нам кажется, что это что-то уникальное: Пасха, которую мы встречаем, переживая при этом такие скорбные события. Но это, разумеется, не так. Если мы посмотрим на историю нашего мира, увидим только отдельные промежутки, когда более-менее благополучно складывалась жизнь на какой-то территории для отдельно взятых людей.Вся история человечества, безусловно, глубоко трагична.

Почему Пасха является самым радостным праздником? Потому что все человеческие страдания, вся человеческая боль, все страхи по большому счету восходят к одному страху — страху смерти, страху быть навсегда «отлученным» от счастья. А Пасха — праздник, который уверяет нас в том, что Господь победил смерть и весь тот мрак, которого мы боимся. И в то время, когда нам бывает тяжелее всего, актуальность Воскресения Христова приобретает для нас совершенно особый характер.

Когда нас со всех сторон окружает по большому счету смерть, когда в физическом плане она оказывается очень близкой… Когда и в духовном плане вокруг нас слишком много того, что о смерти свидетельствует…Именно в это время победа над смертью становится особо значимой.

Я бы сказал так: только в этом событии и можно найти сегодня утешение.  

И в то же время можно закономерно говорить о том, что когда вокруг столько боли, столько реального, непридуманного ужаса, человеку и должно быть больно. И до известной степени должно быть страшно. Потому что это совершенно ненормально, когда фактически рядом с нами люди умирают и гибнут. И мы задаемся вопросом: ради чего и зачем это происходит? Ответа на этот вопрос нет.

И совершенно естественно в это время не радоваться, а скорбеть. Когда умирает близкий человек, то насколько бы глубоко верующими вы ни были, все равно будете скорбеть.

В жизни очень многих святых, людей самой высокой христианской жизни можно видеть скорбь и боль при расставании с близкими — это естественная реакция.

Другое дело, что и скорбь не должна оставаться без утешения. И эта боль не должна оставаться без исцеления. Думаю, сейчас для всех очень естественно в той или иной мере болеть и скорбеть, страдать и сострадать. И ожидать, что мы из этого состояния можем одномоментно выйти и в одно мгновение скорбь претворить в радость, было бы неправильным. Господь говорит Своим ученикам о том, что их скорбь претворится в радость. Но Он не говорит о том, что это произойдет прямо сейчас.

Мы знаем, что Христос победил смерть. Мы знаем, что Пасха — это праздник победы над смертью. Мы знаем, что человек не умирает (в духовном плане), но имеет жизнь вечную (Ин 5:24). И при этом, однако же, будет ненормально, если мы придем на похороны близкого нам человека и среди плачущих и скорбящих людей будем выделяться радостным лицом. И объяснять свое веселье тем, что человек отошел в вечную жизнь, и закончились его временные страдания, и он соединился с Господом. Нас никто не поймет.

Потом, когда это скорбное событие останется позади, в нашу жизнь войдет утешение, которое совершенно естественно для верующего человека. Но в самый момент скорби — печалиться законно. Просто важно, чтобы эта скорбь была не безутешной, чтобы нас не оставляли надежда и упование на Бога.

https://www.pravmir.ru/skorbet-na-pashu-normalno-igumen-nektarij-morozov/

НИКИФОРОВ-ВОЛГИН В.А. СВЕТЛАЯ ЗАУТРЕНЯ

Над землей догорала сегодняшняя литургийная песнь: «Да молчит всякая плоть человеча и да стоит со страхом и трепетом».

Вечерняя земля затихала. Дома открывали стеклянные дверцы икон. Я спросил отца:

— Это для чего?

— В знак того, что на Пасху двери райские отверзаются!

До начала заутрени мы с отцом хотели выспаться, но не могли. Лежали на постели рядом, и он рассказывал, как ему мальчиком пришлось встречать Пасху в Москве.

— Московская Пасха, сынок, могучая! Кто раз повидал ее, тот до гроба поминать будет. Грохнет, это, в полночь первый удар колокола с Ивана Великого, так словно небо со звездами упадет на землю! А в колоколе-то, сынок, шесть тысяч пудов, и для раскачивания языка требовалось двенадцать человек! Первый удар подгоняли к бою часов на Спасской башне… — Отец приподнимается с постели и говорит о Москве с дрожью в голосе: — Да… часы на Спасской башне… Пробьют — и сразу же взвивается к небу ракета… а за ней пальба из старых орудий на Тайницкой башне — сто один выстрел!.. Морем стелется по Москве Иван Великий, а остальные сорок сороков вторят ему, как реки в половодье! Такая, скажу тебе, сила плывет над Первопрестольной, что ты словно не ходишь, а на волнах качаешься маленькой щепкой! Могучая ночь, грому Господню подобная! Эх, сынок, не живописать словами пасхальную Москву!

Отец умолкает и закрывает глаза.

— Ты засыпаешь?

— Нет. На Москву смотрю.

— А где она у тебя?

— Перед глазами. Как живая…

— Расскажи еще что-нибудь про Пасху!

— Довелось мне встречать также Пасху в одном монастыре. Простотой да святолепностью была она еще лучше московской! Один монастырь-то чего стоит! Кругом — лес нехоженый, тропы звериные, а у монастырских стен — речка плещется. В нее таежные дерева глядят и церковь, сбитая из крепких смолистых бревен. К светлой заутрени собиралось сюда из окрестных деревень великое множество богомольцев. Был здесь редкостный обычай. После заутрени выходили к речке девушки со свечами, пели «Христос Воскресе», кланялись в пояс речной воде, а потом прилепляли свечи к деревянному кругляшу и по очереди пускали их по реке. Была примета: если пасхальная свеча не погаснет, то девушка замуж выйдет, а погаснет — горькой вековушей останется!

Ты вообрази только, какое там было диво! Среди ночи сотня огней плывет по воде, а тут еще колокола трезвонят, и лес шумит!..

 В церкви начали служить великую полунощницу. Пели «Волною морскою». Священники в белых ризах подняли плащаницу и унесли в алтарь, где она будет лежать на престоле до праздника Вознесения. Тяжелую золотую гробницу с грохотом отодвинули в сторону, на обычное свое место, и в грохоте этом тоже было значительное, пасхальное — словно отваливали огромный камень от гроба Господня.

Я увидал отца с матерью. Подошел к ним и сказал:

— Никогда не буду обижать вас! — прижался к ним и громко воскликнул: — Весело-то как!

А радость пасхальная все ширилась, как Волга в половодье, про которое не раз отец рассказывал. Весенними деревьями на солнечном поветрии заколыхались высокие хоругви. Стали готовиться к крестному ходу вокруг церкви. Из алтаря вынесли серебряный запрестольный крест, золотое Евангелие, огромный круглый хлеб — артос, заулыбались поднятые иконы, и у всех зажглись красные пасхальные свечи.

Наступила тишина. Она была прозрачной и такой легкой — если дунуть на нее, то заколеблется паутинкой. И среди этой тишины запели: «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небеси». И под эту воскрыляющую песню заструился огнями крестный ход. Мне наступили на ногу, капнули воском на голову, но я почти ничего не почувствовал и подумал: «Так полагается». — Пасха! Пасха Господня! — бегали по душе солнечные зайчики. Тесно прижавшись друг к другу, ночными потемками, по струям воскресной песни, осыпаемые трезвоном и обогреваемые огоньками свечей, мы пошли вокруг белозорной от сотни огней церкви и остановились в ожидании у крепко закрытых дверей. Смолкли колокола. Сердце затаилось. Лицо запылало жаром. Земля куда-то исчезла — стоишь не на ней, а как бы на синих небесах. А люди? Где они? Все превратились в ликующие пасхальные свечи!

И вот то огромное, чего охватить не мог вначале, — свершилось! Три раза пропели «Христос Воскресе», и перед нами распахнулись высокие двери. Мы вошли в воскресший храм — и перед глазами, в сиянии паникадил, больших и малых лампад, в блестках серебра, золота, драгоценных каменьев на иконах, в ярких бумажных цветах на куличах — вспыхнула Пасха Господня! Священник, окутанный кадильным дымом, с заяснившимся лицом, светло и громко воскликнул: «Христос Воскресе», — и народ ответил ему грохотом спадающего с высоты тяжелого льдистого снега: «Воистину Воскресе».

Рядом очутился Гришка. Я взял его за руки и сказал:

— Завтра я подарю тебе красное яйцо! Самое наилучшее! Христос Воскресе!

Неподалеку стоял и Федька. Ему тоже пообещал красное яйцо. Увидел дворника Давыда, подошел к нему и сказал:

— Никогда не буду называть тебя «подметалой мучеником». Христос Воскресе!

А по церкви молниями летали слова пасхального канона. Что ни слово, то искорка веселого быстрого огня: «Небеса убо достойно да веселятся, земля же да радуется, да празднует же мир видимый же весь и невидимый. Христос бо возста, веселие вечное. .»

Сердце мое зашлось от радости — около амвона увидел девочку с белокурыми косами, которую приметил на выносе плащаницы! Сам не свой, подошел к ней и, весь зардевшись, опустив глаза, я прошептал:

— Христос Воскресе!

Она смутилась, уронила из рук свечечку, тихим пламенем потянулась ко мне, и мы похристосовались. а потом до того застыдились, что долго стояли с опущенными головами.

А в это время с амвона гремело пасхальное слово Иоанна Златоуста: «Атце кто благочестив и боголюбив, да насладится сего добраго и светлаго торжества… Воскресе Христос, и жизнь жительствует!»