Неделя 6-я ваий (цветоносная, Вербное воскресенье)

Вход Господень в Иерусалим.

АПОСТОЛЬСКОЕ  ПОСЛАНИЕ:   Флп., 247 зач., IV, 4-9

ЕВАНГЕЛЬСКОЕ ЧТЕНИЕ: Ин., 41 зач., XII, 1-18.

Тропарь на Вход Господень в Иерусалим, глас 1

О́бщее воскресе́ние/ пре́жде Твоея́ стра́сти уверя́я/ из ме́ртвых воздви́гл еси́ Ла́заря, Христе́ Бо́же./ Те́мже и мы, я́ко о́троцы побе́ды зна́мения нося́ще,/ Тебе́ Победи́телю сме́рти вопие́м:/ оса́нна в вы́шних,// благослове́н Гряды́й во и́мя Госпо́дне.

Перевод: В общем воскресении прежде Твоего страдания удостоверяя, из мертвых воздвиг Ты Лазаря, Христе Боже. Потому и мы, как дети, держа символы победы, Тебе – Победителю смерти воззовем: «Осанна в вышних, благословен Грядущий во имя Господне!» (Пс.117:25-26)

Кондак на Вход Господень в Иерусалим, глас 6

На престо́ле на Небеси́,/ на жребя́ти на земли́ носи́мый, Христе́ Бо́же,/ А́нгелов хвале́ние и дете́й воспева́ние/ прия́л еси́ зову́щих Ти:// благослове́н еси́, гряды́й Ада́ма воззва́ти.

Перевод: На престоле восседая на небесах, шествуя по земле на осленке, Христе Боже, принял Ты хвалу от Ангелов и прославление от детей, восклицавших Тебе: «Благословен Ты, Идущий призвать к Себе Адама!»

* * * * *

ВХОД ГОСПОДА НАШЕГО ИИСУСА ХРИСТА В ИЕРУСАЛИМ

Это один из самых трагических праздников Церкви. Казалось бы, все ликуют, Иерусалим готовится к празднику иудейской Пасхи, со всей Палестины сошёлся туда народ. Люди радостно ждут, когда в город вступит Христос! Народ уже знал, какое поразительное чудо совершил Он накануне - воскресил Лазаря, который уже четыре дня лежал во гробе! И люди с восторгом вышли приветствовать Его. Они кричали: "Осанна Сыну Давидову! Благословен Грядый во имя Господне Царь Израилев! Осанна в вышних!".

Толпа вокруг ликовала и радовалась, а Он как будто не видел и не слышал этого ликования. Что же случилось? Почему так радостны встречающие Христа люди и так печален сам Спаситель?

Когда Господь входил в Иерусалим, произошла страшная ошибка. Израильский народ ждал, что Христос возьмёт в Свои руки земную власть и освободит их от владычества римлян. Они ждали такого Мессию - великого и могущественного царя, который решит все их проблемы и сделает их самым великим народом на земле! А вместо этого Христос вступает в Священный Град тихо, на простом осле. Готовясь умереть за грехи всех людей, Он добровольно идет на унижения и страдания.

И получается, что Он не тот, на которого они надеялись, не тот, которого они ждали, Он их разочаровал.

Христос, конечно, знает, что совсем скоро всему этому веселью придет конец. Уже через несколько дней Его схватят и осудят на смерть, и та же самая толпа, которая сейчас кричит "Осанна Сыну Давидову!”, будет кричать: "Возьми, распни Его!".

Христос знает, что, только претерпев смерть, Он может уничтожить власть смерти над людьми. Умерев как Человек, Он воскреснет как Бог. Поэтому Господь идёт на вольные страдания, на Крест. В этом – смысл этого праздника.

Как страшно видеть, что целый народ встречал Живого Бога и отвернулся от Него, потому что им было страшно и непонятно жить так, как заповедал Христос. А те немногие, которые услышали голос Спасителя, получили жизнь. От одних не осталось и следа, а другие становятся сами храмом Святого Духа.

По проповедям митрополита Антония Сурожского

* * * * *

Никифоров-Волгин В.А.  ДВЕНАДЦАТЬ ЕВАНГЕЛИЙ

До звона к чтению двенадцати Евангелий я мастерил фонарик из красной бумаги, в котором понесу свечу от страстей Христовых. Этой свечой мы затеплим лампаду и будем поддерживать в ней неугасимый огонь до Вознесения.

— Евангельский огонь, — уверяла мать, — избавляет от скорби и душевной затеми!

Фонарик мой получился до того ладным, что я не стерпел, чтобы не сбегать к Гришке, показать его. Тот зорко осмотрел его и сказал:

— Ничего себе, но у меня лучше! — при этом он показал свой, окованный жестью и с цветными стеклами. — Такой фонарь, — убеждал Гришка, — в самую злющую ветрюгу не погаснет, а твой не выдержит!

Я закручинился: неужели не донесу до дома святого огонька?

Свои опасения поведал матери. Она успокоила:

— В фонаре-то не хитро донести, а ты попробуй по-нашему, по-деревенскому — в руках донести. Твоя бабушка, бывало, за две версты, в самую ветрень, да полем, несла четверговый огонь и доносила.

Предвечерье Великого четверга было осыпано золотистой зарей. Земля холодела, и лужицы затягивались хрустящей заледью. И была такая тишина, что я услышал, как галка, захотевшая напиться из лужи, разбила клювом тонкую заморозь.

— Тихо-то как! — заметил матери. Она призадумалась и вздохнула:

— В такие дни всегда… Это земля состраждет страданиям Царя Небесного!..

Нельзя было не вздрогнуть, когда по тихой земле прокатился круглозвучный удар соборного колокола. К нему присоединился серебряный, как бы грудной звон Знаменской церкви, ему откликнулась журчащим всплеском Успенская церковь, жалостным стоном Владимирская и густой воркующей волной Воскресенская церковь.

От скользящего звона колоколов город словно плыл по голубым сумеркам, как большой корабль, а сумерки колыхались, как завесы во время ветра, то в одну сторону, то в другую.

Начиналось чтение двенадцати Евангелий. По середине церкви стояло высокое Распятие. Перед ним аналой. Я встал около креста, и голова Спасителя в терновом венце показалась особенно измученной. По складам читаю славянские письмена у подножия креста: «Той язвен бысть за грехи наши, и мучен бысть за беззакония наша».

Я вспомнил, как Он благословлял детей, как спас женщину от избиения камнями, как плакал в саду Гефсиманском, всеми оставленный, — ив глазах моих засумерничало, и так хотелось уйти в монастырь…. После ектении, в которой трогали слова: «О плавающих, путешествующих, недугующих и страждущих Господу помолимся», — на клиросе запели, как бы одним рыданием: «Еща славнии ученицы на умовении вечери просвещахуся».

У всех зажглись свечи, и лица людей стали похожими на иконы при лампадном свете — световидные и милостивые.

Из алтаря, по широким унывным разливам четвергового тропаря, вынесли тяжелое, в черном бархате Евангелие и положили на аналой перед Распятием. Все стало затаенным и слушающим. Сумерки за окнами стали синее и задумнее.

С неутолимой скорбью был положен «начал» чтения первого Евангелия: «Слава отрастем Твоим, Господи». Евангелие длинное-длинное, но слушаешь его без тяготы, глубоко вдыхая в себя дыхание и скорбь Христовых слов. Свеча в руке становится теплой и нежной. В ее огоньке тоже живое и настороженное.

Во время каждения читались слова как бы от имени Самого Христа.

«Людие Мои, что сотворих вам, или чем вам стужих: слепцы ваша просветих, прокаженныя очистих, мужа суща на одре возставих. Людие Мои, что сотворих вам, и что Ми воздаете? За манну желчь, за воду оцет, за еже любити Мя, ко кресту Мя пригвоздиша».

В этот вечер до содрогания близко видел, как взяли Его воины, как судили, бичевали, распинали и как Он прощался с Матерью.

«Слава долготерпению Твоему, Господи».

После восьмого Евангелия три лучших певца в нашем городе встали в нарядных синих кафтанах перед Распятием и запели «светилен».

«Разбойника благоразумна во едином часе раеви сподобил еси Господи; и мене древом крестным просвети и спаси».

С огоньками свечей вышли из церкви в ночь. Навстречу тоже огни — идут из других церквей. Под ногами хрустит лед, гудит особенный предпасхальный ветер, все церкви трезвонят, с реки доносится ледяной треск, и на черном небе, таком просторном и божественно мощном, много звезд.

— Может быть, и там… кончили читать двенадцать Евангелий, и все святые несут четверговые свечи в небесные свои горенки?