ВРЕМЯ И



МЕСТО









Среди холмов и садов старой Москвы, невдалеке от стен Белого города, четыреста лет назад вырос Храм Святой Живоначальной Троицы в Хохлах. Посреди мрачного пятнадцатилетия Смутного времени он возник знаком надежды, любви и обновления. О том, как вокруг него четыре века менялся город, люди, события, свидетельствуют документы, очевидцы, историки.

ДАТА. Свидетельства о подлинной дате рождения церкви разноречивы. Но она отмечена на известном Сигизмундовом плане Москвы,
датированном 1610 годом. А это означает, что к моменту, когда топограф Иоганн Авелин и гравёр Лука Килиан взялись за исполнение подробного плана русской столицы, храм уже существовал.

Поэтому можно смело предположить: истинный возраст храма Живоначальной Троицы превышает четыре века. Современные историки считают, что церковь была построена на рубеже пятнадцатого и шестнадцатого веков (на знаменитом «Петровом чертеже», выполненном в последнее десятилетие пятнадцатого столетия, её еще нет). На какую именно толщу лет уходит вопрос о возведении храма, остается гадать, но в исторической литературе, без ссылок на источники, кое-где мелькает дата — 1598 год.

Другая версия принадлежит Михаилу Александровскому: известный русский историк оценивает «возраст» храма иначе, указывая — именно в Троицкой церкви творилось поминовение великой инокини Марфы, матери царя Михаила Федоровича, первого из династии Романовых. И делает предположение: великая инокиня (в миру Ксения Шастунова) заложила храм в память поездки с сыном на богомолье в Троице-Сергиевский монастырь, предпринятой в 1613 году.

МЕСТО. Документы начала семнадцатого века именуют церковь и Троицей на Хохловке и Троицей в Старых Садех. Вырос храм на Ивановской горке, казалось, близко к древнему и современному сердцу Москвы — Кремлю. Но во времена, когда началось освоение Ивановской горки, в первой половине ХV века, это еще были глухие окраины столицы. По бровке высокого Ивановского холма шла дорога на село Стромынь, с которым в четырнадцатом и пятнадцатом веках Москва вела торговлю. Именно эта дорога позже превратилась в начало Покровки, уходившей к великокняжескому Красному Селу, упоминание о котором впервые встречается в грамотах первого десятилетия пятнадцатого века.

В летописях и ранних документальных источниках сохранились свидетельства о московских поселениях двенадцатого-тринадцатого веков на склоне, спускавшемся к устью реки Яузы. Среди них — Глинище, где обитали гончары (в самом начале Маросейки), село Кулишки, лежащее под холмом (скорее всего у церкви Трех Святителей на Кулишках), и село Подкопаево, раскинувшееся по склону горы в сторону юго-востока. Сегодняшние переулки, густой сетью покрывающие Ивановскую горку, сохранили наименования первых поселений.

Ближе к храму лежала местность вокруг церкви Святого Князя Владимира в Старосадском переулке. Сын Дмитрия Донского, великий князь Василий I, основал здесь свой загородный двор и упомянул его в своей духовной 1423 года: «за городом новый двор у Святого Володимира». По некоторым предположениям, двор выстроен в пору, когда на Москву напал страшный мор (чума или холера 1417 года), и великий князь хотел удалиться от столицы как можно далее.

Внук Василия I Иван III особенно любил это имение и в середине ХV века окружил «Володимирский дворец» садами. Тогда и возникло важное в истории Москвы понятие «Старые сады». Великокняжеский сад занимал огромное пространство — от современного Лубянского проезда, где у начала Маросейки находился Покровский в Садех мужской монастырь, до церквей Троицы в Садех на Хохловке и Трех Святителей на Кулишках.

Иван Васильевич объединил в одну огромную усадьбу земли нескольких великокняжеских сел, а в 1476 году выменял у Спас-Андроньевского монастыря еще село Воронцово и Ильинскую слободку — и усадьба приросла территорией от Ильинских ворот до Спас-Андроньевского монастыря. Сады переходили в подмосковный лес, в них охотились, устраивали увеселения все члены царской семьи. Потому и холм, освоенный и занятый великим князем Иваном, в народной памяти и истории получил имя Ивановской горки.

Вот как пишет о тех временах известнейший историк русской столицы Алексей Малиновский: «При державных в.к. Иоанне Васильевиче и сыне его Василье Иоанновиче Россия чрез единство состава своего, приходя от силы в силу, увеличивала и Москву. Сия столица беспрерывно распространялась и населялась. Бывший при обоих сих государях от императора Максимилиана посол Герберштейн повествует, что в его время считалось в Москве более сорока тысяч домов. Городом почитался тогда один только Кремль, прочие же части Москвы под разными наименованиями не иное что были как предместья».

Горка в ту пору была почти необитаемой — и как княжье владение оставалась заповедной. Жила тут только великокняжеская челядь и крестьяне. Во время большого пожара 1493 года, опустошившего Кремль, огонь прошел по всему пространству Владимира в садех, и деревянный великокняжеский двор с церковью сгорели.

После пожара главной царской резиденцией стало Воронцово, которое огонь пощадил, а великокняжеские сады начали раздавать московским служилым людям, боярам и духовенству под застройку. Рядом мостился и тягловый люд — котельники, колпачники, а вдоль Покровки стали возникать торговые ряды.

Кстати, Покровка, одна из стариннейших московских улиц, звалась вначале Ильинской, и шла до самого Кремля. После строительства Китай-города была названа Покровкой по Покровскому в Садех монастырю, и лишь в ХIХ веке разделена на Маросейку и Покровку, которая начинается от Стросадского и Армянского переулков и доходит до Садового кольца.

Но великий князь Василий III не оставил совсем своего детища. Венецианец Алевиз Новый (Алевизо Ламберти да Монтаньяно), строитель Архангельского собора в Кремле, построил для него в центре Ивановской горки новую церковь Владимира в Старых Садех. Храм — ближайший сосед Живоначальной Троицы — первое «документально подтвержденное» каменное строение на Ивановской горке.

Летописи обозначают это место: «На большом посаде Москвы». Вот как его описывал некто Матвей Меховский, посетивший столицу в 1521 году вместе с иностранным посольством: «Москва — деревянная, а не каменная, имеет много улиц, и где одна улица кончается, там не тотчас же начинается другая, а лежит промежутком поле. И между домами тянутся огороды, так что они идут не непрерывным рядом один за другим».

Ивановский монастырь. XIX в.

Сюда же, на Ивановскую горку, из Замоскворечья был переведен Ивановский на бору мужской монастырь. Произошло это в 1530 году и связывалось с рождением у Василия III долгожданного наследника — будущего царя Ивана Грозного. Позже, возможно, при вдове Василия III Елене Глинской монастырь стал женским — таким пребывает и по сей день.

Никоновская летопись описывает еще один страшный московский пожар, возникший 21 июня 1547 года при необычайной буре. Судя по летописным описаниям, Ивановская горка к тому времени была уже плотно застроена и заселена. Огонь шел с запада на восток, вдоль Покровки и Солянки до улицы Воронцово поле. Пожар дошел, говорит летопись, «Покровскою улицею по Василия Святый… множество гореша народу на Большом посаде по Ильинской улице в Садех».

Ильинскою улицей в Садех, как мы помним, в шестнадцатом веке называлась Покровка, а церковью св. Василия первоначально назывался храм Троицы на Грязех, возле Покровских ворот. На «Большом посаде» после пожара выросли деревянные дома, плотно окружившие храм.

Четверть века отделяют рождение храма Живоначальной Троицы от смерти одного из самых значительных и жестоких русских царей. Эпоха сына Василия III Ивана Грозного (1530–1584) отмечена кровавыми событиями: войнами, преступлениями, бесчисленными казнями и опалами. При этом Иван IV был одним из самых образованных людей своего времени, обладал феноменальной памятью и богословской эрудицией. Свидетельством тому — высочайший уровень его переписки с князем Курбским, музыка и текст службы праздника Владимирской Богоматери, канона Архангелу Михаилу. Именно при нем возникло книгопечатание, именно он построил храм Василия Блаженного на Красной площади. И Москва во времена первого русского царя менялась бурно. Особую роль в судьбе Ивановской горки сыграл новый государственный институт, созданный Иваном IV, — опричнина.

В 1565 году царь поделил всю территорию страны и Москвы на опричнину и земщину. Опорой трона стали опричники. Каждый приносил клятву на верность царю и обязывался не общаться с земскими. Опричники одевались в черную одежду, к их седлам прикреплялись мрачные символы эпохи: метла — чтобы выметать измену, и собачьи головы — чтобы выгрызать измену. В эти годы великокняжеское хозяйство переместилось на запад города, в Занеглименье, а восток города отошел земщине, куда выдворены были опальные бояре.

Так Ивановская горка стала своего рода резервацией: здесь было много пустых царских земель и сгоревших, выморочных дворов, что и предопределило судьбу горки на долгие десятилетия как места обитания московского боярства. Дома и имения родовитой русской знати, находившейся у царя на особом подозрении и переживавшей здесь Смутное время, окружили Покровку — об этом свидетельствуют «Переписные книги ХVII века». Такой уклад и порядок сохранялся почти три столетия — до начала ХIХ века.

Со второй половины XVI века Покровка стала еще и «посольской частью» — это тоже связано с введением земщины. Встреча посольств, равно как и строжайший контроль над ними входили в государственную обязанность боярства. А вокруг посольств, само собой, стали селиться иноземцы. Ивановская горка и Покровка постепенно стали многоязычны и даже многоконфессиональны. По соседству с Троицким храмом в 1560 году по указу царя был устроен в Колпачном переулке Литовский Посольский двор. Его белокаменные подклеты постройки 1578 года сохранились до наших дней в основе палат ХVII–ХVIII веков по Колпачному переулку, дом 6, строение 2.

БЕЛЫЙ ГОРОД. Между тем, старинный облик Москвы вокруг Покровки в конце шестнадцатого века постепенно и уверенно меняется: по линии нынешнего бульварного кольца в 1564–1570 годах вместо древнего вала Василия I возвели Земляной вал, а чуть позже, в 1586–1593 годах, вместо Земляного вала по современному Бульварному кольцу была выстроена мощная кирпичная крепостная стена с десятью воротными башнями на главных радиальных улицах — возник знаменитый Белый город. Его создателем был русский мастер, зодчий Федор Конь.

«Царь Феодор Иоаннович, — пишет Алексей Малиновский в своем «Обозрении Москвы», — вскоре по вступлении своем на престол заложил в 1586 году толстую кирпичную стену, которую через семь лет отстроили, облицовав её белым камнем. Она обоими концами примыкалась к Москве-реке и имела вид, похожий на полумесяц. При производстве сего строения мастером был русский человек Федор Конь, а по иным летописям Конон Федоров. Царь-строитель назвал сие укрепление царевым городом, но по белизне с обеих сторон народ прозвал его Белым городом».

И далее следует описание событий, имеющих прямое отношение ко времени основания храма: «Ворот по стене городской построено было десять, а именно: Всесвятские, Пречистенские, Арбатские — они назывались Смоленскими и Ваганьковскими, Никитские, Тверские, Петровские, Сретенские, Мясницкие — они в половине ХVII столетия Фроловскими назывались, Покровские и Яузские. Всесвятскими и Тресвятскими назывались построенные близ Каменного моста у церкви Всех святых и достопамятны тем, что при осаде Кремля и Китай-города в 1612 году князь Дмитрий Михайлович принял тут выпущенных поляками боярских жен и детей, в числе которых находился юный Михаил Романов, и не допустил казаков ограбить их… Пред Тверскими воротами в Гонной (Ямской) слободе 1611 года было сражение с поляками, которых стрельцы, тут поселенные, не пропустили далее. …Яузские ворота отстоял тогда Иван Матвеевич Бутурлин, а потом Прокофий Ляпунов защищал; Покровские и Сретенские ворота защищали князь Федор Волконский, Иван Волынский, князь Федор Козловский и Петр Мансуров. Означенные десять ворот были с башнями, и хотя вместе с Белым городом сломаны были, но места, на которых они находились, доныне прозываются воротами».

У Мясницких ворот Белого города. Москва. XVII в.

Как только были возведены стены Белого города, всё, что находилось внутри него, стало более упорядоченным и даже обрело некую гармонию. Изменился весь облик «застенной» части: особенно кварталов, прилегавших к крепостным стенам. Сеть переулков, прорезавших горку, утратила смысл, поскольку вели они только к валу и упирались в стену. Зато главные выездные артерии города, особенно Покровка, стали мощно развиваться: чтобы отметить один из центров города, на Покровских воротах была установлена икона Покрова Божьей Матери, устроена часовня, а предположительно еще и келья Покровского в Садех монастыря.

ПЕТРОВ ЧЕРТЕЖ. Как выглядел город того времени, можно понять, рассматривая «Петров чертеж» — старейший план Москвы, оригинал которого был найден в личных бумагах Петра I. На нем не только точно показаны улицы и переулки столицы, но и выделены особенности застройки кварталов. Известный москвовед академик Сергей Богоявленский датировал этот план 1603–1605 годами и высказывал предположение, что выполнен он четырнадцатилетним царевичем Федором Годуновым, сыном Бориса Годунова.

Квартал, в котором находится Троицкий храм, занимал внутреннюю территорию под только что возведенной каменной стеной Белого города. Покровские ворота в ту пору были еще деревянными.

СИГИЗМУНДОВ ПЛАН. На нем видна длинная широкая улица от церкви святого Владимира, Ивановского монастыря и Солянки, пересекающая весь квартал и называвшаяся в переписях ХVII века Серпуховской. Можно предположить, что она была одной из главных и связывала Варварку с Подсосенской слободой у церкви Введения в Барашах. Отрезок Серпуховской улицы составил западную часть Хохловского переулка до поворота. От Серпуховской же к северу ответвлялся тупик, часть современного Хохловского переулка. Оставшаяся часть переулка, ныне выходящая к бульвару, еще не существовала. На плане хорошо видны рвы под стенами Белого города, заполненные водой. Их питал Чистый пруд (тогда Поганый), из которого вытекала речка Рачка, приток Москвы-реки, один рукав которой заполнял другой ров — на Хохловской площади. Оба рва питались подземными ключами.

На Сигизмундовом плане церковь Троицы выглядит как небольшой одноглавый посадский храм. В канун Смутного времени квартал прирастал обитателями так быстро и неуклонно, что старая приходская церковь Трех Святителей, можно предположить, стала тесна.

Смутное время — мрачное пятнадцатилетие с 1598 по 1613 год — принесло в Москву усобицы, пожары и рознь и разрушило прежний облик города, в котором появились выморочные дворы, брошенные хозяйства.

Но на местах пожарищ росли новые постройки, белокаменные палаты возникали как из-под земли. Белые неподатные дворы знати скупались уцелевшими дворянами, чтобы укрупнить свои усадьбы. Перепись 1620 года свидетельствует: «белых пятен» вокруг Покровки почти не осталось, а значит, обитатели Ивановской горки главным образом сохранили свои усадьбы, дворы же, потерявшие владельцев, получили новых хозяев.

ОСНОВАНИЕ ПРИХОДА. Дворы церковного причта «Троицкого попа Трофима …и дьякона Насона» впервые упоминаются тоже в переписи 1620 года. А уже через двенадцать лет, в 1632 году, к приходу церкви Троицы относилось 47 дворов. Тогда же, в 1634–1635 годах Троицкая церковь в окладных книгах впервые названа «на Хохловке», потом, в 1638 году это название повторено очередной переписью и тем «узаконено».

Происхождение слова «Хохловка» спорно. После Смутного времени в эту часть города хлынула новая волна иностранцев. Для них между Колпачным и Старосадским переулками в 1628 году выстроена ропата — немецкая лютеранская церковь Петра и Павла. Лютеранская община состояла под покровительством и патронатом богатых саксонских купцов. Но среди иноземцев, густо заселивших Покровские улицы и переулки, украинцев не было. По крайней мере, в переписных книгах дворов 1671 и 1672 годов, обычно указывавших происхождение жителей («рязанец», «турченин», «иноземец»), не числится ни один выходец из Малороссии.

Поэтому версию, по которой Хохловка обрела своё имя после 1654 года, когда после воссоединения Украины с Россией здесь якобы поселилось много украинцев, нельзя считать полностью правомерной. Существует еще одна версия — Александровского, который считал: «Обозначение «на Хохловке» известно с 1635 года и говорит потому не о малороссах, а о Хохолковых-Ростовских, которые в этой местности жили». В самом деле, в уже многократно упоминавшейся переписи 1620 года у церкви Владимира в Старых Садех числится двор князя Ивана Ростовского.

Из тех же переписных листов явствует: черные земли «за вражком» реки Рачки (Сорочки) занимали тяглецы (податные крестьяне) Покровской сотни. Вдоль реки селились сапожники и красильщики — для их ремесла необходима была проточная вода. Но большая часть дворов уже обелена — роздана за службу дворянству во владение или пользование. Места вблизи крепости и Покровских ворот заняли военные, казаки и стрельцы.

Среди белых обитателей Белого города, на Серпуховской улице, в тупике, вокруг храма Троицы в Садех в 1620 году размещаются дворы князя Андрея Гагарина, князя Федора Мстиславского, Сибирского царевича Ондрея Кучюмова. Позже, к 1638 году возникают другие имена — старицы княжны Ирины Ивановны Мстиславской, Михаила Измайлова, боярина Федора Ивановича Шереметьева (возможно, именно ему принадлежал дом 7, напротив храма).

ПРИХОЖАНЕ. На Ивановской горке спокон века шла оживленная торговля. К северу от Покровских ворот в семнадцатом веке был Лесной торг. На него ссылаются в документах 1626 года о строительстве в Кремле: «…в Лесном ряду из-за Покровских ворот куплено 80 брёвен еловых, большие бревна на перекладины, а меньшие на мост, а доски на лавки и в нижней палате на подпоры под своды». К югу за Покровскими воротами развернулся Кузнечный ряд, упомянутый в Росписном списке 1638 года: «вышед из города на правой стороне» 11 кузниц. К самим Покровским воротам с обеих ворот стены примыкали харчевни, блинные лавки, в том числе и церковные («каменная харчевня Златоустовского монастыря», «деревянная харчевня Живоначальной Троицы, что у Сухаревой башни»).

 В царствование Алексея Михайловича (1645–1676 годы) через Покровку шла дорога в царские подмосковные имения — Преображенское, Измайловское, Введенское (Семеновское), и дворяне стали селиться здесь еще гуще чем прежде. И эта часть Москвы стала каменной раньше других. Дворяне строили усадьбы, жертвовали деньги на церкви. В середине — второй половине ХVII века были перестроены и расширены главные храмы горки — церковь Владимира в Старых Садех, Трех Святителей, Николая Чудотворца в Подкопаях.

Конец XVII века начинает новый отсчет в жизни Троицы в Хохлах. Вдова

Евдокия Чирикова, урожденная Лопухина

царского окольничего Евдокия Авраамовна Чирикова, урожденная Лопухина, «в облегчение горести, томившей ее по случаю внезапной кончины дочери ее девицы Неонилы», пишет Малиновский, в 1696 году на деньги от ее приданого заново отстраивает на Хохловке новый каменный храм Святой Живоначальной Троицы с приделом Владимирской Божьей Матери (а через год в Зарядье еще храм Николая Чудотворца Мокрого). Неониле было 14 лет. В том облике Троицкий храм существует и поныне.

РОДСТВЕННИКИ ЦАРЯ. В истории храма Лопухины сыграли особую роль. Дворы думного дворянина Авраама Никитича Лопухина и его сына, царского стольника Козьмы Авраамовича, соседствовали с церковной землей. Авраам Лопухин, глава сильного дворянского клана, поселился рядом с церковью Троицы на Хохловке уже в последней трети XVII века. Из писцовой книги 1686 года про его владения известно, что они находились в межах с двором дьячка Троицкой церкви, а двор его сына Козьмы Лопухина в межах «с поповским двором». К тому же Лопухиным принадлежали еще и палаты второй половины семнадцатого века, примыкавшие к церкви (и как утверждают знатоки, частично сохранившиеся до наших дней в объеме дома 10).

Род Лопухиных брал начало еще от Редеди, властителя Касожского княжества на Таманском полуострове. История возносила Лопухиных к вершинам тронов и сбрасывала в пыточные застенки, им будто на роду были написаны превратности судьбы.

Авраам Никитич Лопухин, отец будущей устроительницы храма Евдокии Лопухиной, за сорок лет при дворе дослужился до главы Приказа Большого дворца. Был близким другом и советчиком царя Алексея Михайловича, присутствовал на его свадьбе с Натальей Нарышкиной, на крещении их сына Петра сидел на почетном месте «у царицы за поставцом». Из Лопухиных царица Наталья Кирилловна выбрала жену своему сыну — будущему царю Петру I, стремясь заручиться поддержкой в стрелецкой среде, где влияние семьи было очевидным. Петра и Евдокию обвенчали, от брака родился царевич Алексей, но последний в русской истории брак российского царя с россиянкой оказался неудачным.

И всю семью в царствование Петра I накрыла тень опалы. Царя женили против воли, царица мужа боялась и не понимала. Едва почувствовав монаршую силу, Петр отправил жену в Суздаль, где её постригли в монахини. За нелюбовь Петра к Евдокии Лопухины поплатились головами, многих из них обвинение в государственной измене привело в пыточные застенки и на плаху.

Но семья еще долго, до первой четверти восемнадцатого века, несмотря на немилость царя, сохраняла сильнейшее влияние на приход Троицкой церкви; Лопухины оберегали устоявшийся уклад жизни, оставаясь хранителями старых традиций среди новаций Петра.

Одним из последних знаменитых Лопухиных был, между прочим, ученый и богослов, составитель «Толковой Библии» в 14 томах, которую специалисты и сегодня ценят весьма высоко, — Александр Павлович Лопухин (1852–1904).

К восемнадцатому веку Церковь Святой Живоначальной Троицы с дворами причта представляла собой самостоятельный маленький квартал, к которому тесно прилегало владение Лопухиных по Хохловскому переулку, дом 10. Доска, уцелевшая на южной стене храма, с датой 1 июня 1696 года, сохраняет историю, драму и цель новой постройки.

«…в сем месте в основании сея церковныя (…) Бог погребена (…) возлюбленного своего и избранного сосуда живущаго в мире сем и страсе Божии (…) жития девственной чистоте девицы Неонилы, дщери окольничего Ильи Ивановича Чирикова. Божественного насыщася приобщения Духом Святым, неуклонно возыме всегда (…) к нетленным улучити желая, вечную жизнь, чистое житие и венец имея, еже паче ума делы совершая непрестанно, читая божественное писание и не бо плоти и крови ревновах пожити, но желая Христова царствия, не жила есть плоти, но Богу и Духу, имже питаяся и кончину свою матери и сущим окрест себя провозвещая. И помази ея дух чистым и пресвятым елеем радости, преславно дарованием множества украси. Дева Неонила, девам одобрение и победа, енже переселил Бог от мирскаго сего мятежа в вечный покой, от сотворения мира в лето 7203 году месяца июня в 1 день в часу дня. Жития ея было в маловременном сем веце 14 лет, 7 месяцев, 4 дня. А мать же ея болярыня вдова Евдокия Аврамовна, дщерь думного боярина Аврама Микитича Лопухина, иже был во иноцех схимонах Александр, видя, яко лишися своего чада, с великим усердием и любовью ото всего сердца своего, вдохновением вня Духа святаго, благословила в сию св. церковь, немалое подаяние дати от сокровищ своих, которое уготовано было ей, и положи начало здания храма сего святаго во имя Живоначальной Троицы, яже зовома в Старых Садех на Хохловке и в приделе Пресвятыя Богородицы честныя иконы Владимирския, яже начата бысть строити ы лета 7204 апреля с 1 числа, тоя церкви при священнике Иоанне Феодорове. Читавый же сие, боголюбивый всяк да глаголет: Господи, девицу Неонилу упокой со святыми твоими во царствии небеснем».

УКРАИНЦЕВ И ДРУГИЕ СОСЕДИ. Вокруг храма, в ближайших переулках Москвы на излете семнадцатого и в начале восемнадцатого столетий возникают одна за другой дивной красоты каменные палаты. С ними связаны фамилии, в русской истории вполне «говорящие»: Бухвостовы, Волконские, Голицыны, Тверитиновы, Хрущевы, Хитрово, Шуйские. Среди нескольких выдающихся каменных зданий, появившихся во второй половине семнадцатого века, особо выделяются расположенные прямо напротив Троицкой церкви огромные двухэтажные палаты дьяка Украинцева по Хохловскому переулку, дом 7. Датой их постройки считают 1665-й год. Боярин Никита Одоевский получил усадьбу в наследство от тестя — старшего боярина Фёдора Шереметьева и жил в ней до самой смерти, став заказчиком еще и трехэтажных палат, расположенных квадратом в глубине двора.

Дьяк Посольского приказа Емельян Украинцев впервые упомянут как обитатель Хохловки в «Книге по сбору мостовых денег 1718–1723 годов». За бурную жизнь Украинцев от думного дьяка возвысился в дьяка домового: конец семнадцатого века недаром был эпохой выдвижения неродовитого дворянства. Вероятно, он приобрел двор Одоевского сразу после смерти владельца в 1689 году, расширил его прикупными землями и построил новые, уже двухэтажные палаты, вставшие под прямым углом к старому зданию. Палаты Украинцева закрепили участок переулка напротив церкви от поворота до поворота и стали важным культурным центром Хохловки.

Есть свидетельства, что Емельян Украинцев был одним из донаторов постройки нового храма в 1696 году. В описях владений Голицыных сохранилось упоминание о «подбитом тёсом» проходе между палатами Украинцева и церковью. Право на такой проход мог получить только прихожанин, вложивший в строительство храма серьезные средства.

Наследников у Емельяна Украинцева не было, и с его смертью в 1708 году палаты отошли в казну. А уже через год, после Полтавской битвы, Петр I пожаловал огромную усадьбу генерал-фельдмаршалу, президенту Военной коллегии Михаилу Голицыну «для владения ему и наследникам».

В первой четверти XVIII века у стен Белого города получили обширные земли князья Кантемиры. Для них Варфоломей Растрелли построил роскошную барочную деревянную усадьбу, погибшую в пожаре 1812 года.

Эпоха Петра радикально изменила участь столицы. «И перед младшею столицей померкла старая Москва, как перед новою царицей порфироносная вдова», — сказано в «Медном всаднике». Со строительством Петербурга, революционными переменами в государстве старинные дворы знати и служилых людей постепенно опустели. Хозяева вынуждены были переезжать на Неву, участвовать в новых гонках за царскую милость, в новых военных походах. Иной порядок жизни закрепили указы Петра, разрешавшие свободную продажу земель и домов. Под натиском истории пала система, привязывавшая подданных к земле. Записи Юстиц-коллегии Петровских времен фиксируют бурную, подчас и спекулятивную продажу земель Москвы.

Петр благоволил выходцам из Старого света, хотел привлечь в свое государство «носителей прогресса» — голландцев и немцев. Поэтому Петровский указ о разрешении иностранцам «селиться, кто где хочет», для торговых людей, врачей и аптекарей стал долгожданной возможностью расширить дело. Иностранцы вновь потянулись в район Покровки, оставив свои церкви в Немецкой слободе. Неожиданно это привело к распространению в районе «латинской ереси», главным проводником которой стал религиозный мыслитель и вольнодумец петровской эпохи врач московской Главной аптеки Д.Е. Тверитинов, обитатель палат по Колпачному переулку, 3. В 1714 году даже возникло церковное расследование, один из еретиков был показательно сожжен на Красной площади, а за Тверитинова заступились друзья, сенатор Михаил Самарин и стольник Михаил Измайлов, чьи дворы находились совсем невдалеке от Троицы в Хохлах.

А.С. ПУшкин весной 1836 года работал в архиве Коллегии иностранных дел и заходил в Троицкую церковь.

Вторая половина восемнадцатого столетия принесла на Хохловку большие перемены. Существует план Москвы 1744 года. На нем впервые детально показана Троицкая церковь и её владения. Церковный участок выглядит неправильным прямоугольником: 26 саженей по Хохловскому переулку до поворота к стене Белого города, 19 саженей за поворотом (здесь были ворота в церковный двор), 24 сажени против алтаря и «по правой стороне оной церкви 23 с. 1 арш.»

ЭПОХИ ПЕРЕМЕН. В 1760 году стены и башни Белого города начали ломать, решено было проложить на их месте бульвары. При Екатерине II успели лишь разобрать стены (частично горожане растащили их на постройку собственных домов).

Но самое существенное — век Екатерины изменил роль Хохловки: из пространства сугубо частной жизни она стала превращаться в район, насыщенный государственными учреждениями.

Казна приобрела владения Лопухиных по Хохловскому переулку 10, а затем и Кантемиров. Здесь была устроена Московская межевая канцелярия, которая вела учет всех земель Московской губернии, в специальной межевой школе готовила землемеров и топографов и квартировала в переулке вплоть до 1917 года.

Затем в самом конце восемнадцатого века на Хохловской площади (она тогда еще существовала) началось строительство огромных по тем временам трехэтажных Покровских казарм по проекту Федора Соколова и Доменико Жилярди. К сентябрю 1800 года здание было окончено, оно сразу стало образчиком классицизма рубежа веков и архитектурной доминантой всей Хохловки.

А ближайшей «соседкой» храма — в доме напротив — стала Московская коллегия иностранных дел: для нее казна купила у князей Голицыных дом 7. Переезд состоялся 10 декабря 1770 года. Коллегию тогда возглавлял историк Герхард Миллер.

Здание, где к тому же хранился архив древних документов русского государства, стало центром притяжения для просвещенных людей, историков, государственных лиц. Сюда приезжали римский император и король германский Иосиф II, императрица Елизавета, император Александр I и прусский король Фридрих Вильгельм III. Архив посещали Василий Жуковский с цесаревичем, будущим императором Александром II, и бессчетное число немецких, английских и даже персидских принцев и вельмож. Стены архива видели Александра Гумбольдта и Бисмарка, историка Сергея Соловьева.

Но самым знаменитым посетителем архива за всё время его существования был и остается Александр Пушкин. Сухая бумага, поступившая в МИД 3 марта 1836 года, о гении русской словесности сообщала: «титулярный советник в звании камер-юнкера» А.С. Пушкин по делам службы командирован в Главный Московский архив. Директор архива Малиновский 21 мая 1836 года в письме сообщил графу Нессельроде о том, что поэт приступил к архивным изысканиям. А сам Пушкин чуть раньше написал жене: «В архивах я был, и принужден буду опять в них зарыться месяцев на шесть»... История Петра, история Пугачевского бунта и прочие планы, связанные с русской историей, влекли Пушкина к богатейшему собранию документов.

Между прочим, с Покровкой Пушкина связывали еще и детские годы. «Пушкин с сестрою учились танцевать в семействе князя Трубецкого, на Покровке.., — писал Михаил Погодин. — Княжны, ровесницы Пушкина, рассказывали мне, что он всегда смешил их своими эпиграммами…». Происходило это в знаменитом доме-комоде на Покровке, 22. В этом удивительном доме в разные годы бывали Баратынский и Гоголь. Здесь жил «отец таблицы» Дмитрий Менделеев. А позже, когда здание отдали Четвертой мужской гимназии, тут учились будущий театральный революционер Константин Станиславский, философ Владимир Соловьев, фабрикант и меценат Савва Морозов.

Весной 1797 года в Москве короновали Павла I. Побывав в столице, новый император повелел придать городу более западный облик — осуществить наконец «Прожектированный план Москвы»: насадить бульвары и на их пересечении устроить гостиницы. Из-за короткого века, сужденного императору, это было исполнено лишь отчасти: архитектор Василий Стасов построил по обеим сторонам Покровки двухэтажные гостиницы в классицистском стиле, сохранившиеся по сей день: Покровка, 16–18 и Покровка, 17. Напротив церкви Святой Живоначальной Троицы был в 1802 году построен каменный двух-этажный директорский корпус, в котором поселился глава архива известный историк Николай Бантыш-Каменский.

Поджигатели. Рисунок Б. Зворыкина. 1912 г.

Девятнадцатый век начался для Москвы трагически: вторжение французов во время войны 1812 года погубило множество архитектурных шедевров на территории Хохловки и окрестностей. Пожары опустошили весь центр, уцелели только здания, в которых стояли французские части. Вот как об этом вспоминает очевидец, оказавшийся в Москве после отступления Наполеона: «…около дома архивского целые части города сгорели, но он по счастию уцелел оттого, что особо стоит на горе со сводами, с железною крышкой и такими же ставнями. Флигель один, отдельно построенный, где жили нужнейшие для архива служители и солдаты, сгорел до подошвы. В большом корпусе только починки потребны, ибо от пожара в окружности, а особливо от ужасного взорвания Кремля, много окошек выбито…»

Столица долго не могла оправиться от нашествия Наполеона, хотя восстанавливать её начали сразу, не дожидаясь даже заключения мира. Для этого создали специальную архитектурную комиссию во главе со знаменитым Осипом Бове. И тогда же на улицы столицы пришел так называемый московский ампир. В этом стиле как раз и был построен дом причта Церкви Троицы в Хохлах. Заново на деньги прусского короля Фридриха (лютеранская община воспользовалась его визитом в архив) в Старосадском переулке отстроили и освятили в честь Апостолов Петра и Павла сгоревшую кирху. Неподалеку, в Малом Трехсвятительском переулке, возникла Реформатская церковь (архитектор Генрих фон Ниссен), сохранившаяся до наших дней.

К середине ХIХ века пространство вокруг храма Святой Живоначальной Троицы становится всё более оживленным. На Ивановскую горку властно вторгаются интересы купечества. Вот как описывает современник Покровку в 1838 году: «Первый предмет, поражающий вас на этой улице есть необыкновенное множество каретных и дрожечных лавок. Наблюдая далее за Покровкой, вы удивляетесь множеству пекарей, хлебных выставок и овощных лавок. Проезжая мимо, вы постоянно слышите, как бородатый мужик, хлопая по калачу, как паяц по тамбурину, кричит вам: «Ситны, ситны, калачи горячи!» …перед вами мелькают замысловатые вывески, на которых написан чайный ящик и сахарная голова с надписью: «Овощная торговля иностранных и русских товаров». Портного ли вам нужно? Есть портной, и даже не один. Модистку ли вы хотите иметь? Вот вам несколько вывесок с чем-то очень похожим на шляпку. Нужна ли вам кондитерская? Добро пожаловать! Спрашиваете ли вы типографию? Извольте!»

Солянка.  Конец XIX  в.

Но Ивановская горка и Покровка, бурлящие жизнью, в эти годы сохраняют и множество пышных дворянских усадеб, и многочисленные вертикали красивейших церквей, среди которых одна из самых выдающихся — церковь Успения на углу Покровки и Потаповского переулка. Ставшая московской легендой, созданная в 1698 году неизвестным гением (по некоторым сведениям звался он «Петрушкой Потаповым»), сохраненная специальным повелением то ли Наполеона, то ли маршала Мортье, высоко ценимая Василием Баженовым и особенно любимая Достоевским, она была уничтожена в 1935 году по личному распоряжению Кагановича.

Выдающийся архитектор Михаил Быковский украшает горку новым ансамблем Ивановского монастыря, возводя на склонах величественный собор в подражание флорентийскому Санта Мария дель Фиоре, а затем новую церковь Троицы на Грязех.

Со второй половины ХIХ века среди обитателей Ивановской горки появляются чаеторговцы Боткины, купцы Четвериковы, фабриканты Морозовы. В Колпачном переулке поселяются купцы Сиротинины со своей золотосеребряной фабрикой, фабриканты Оловянишниковы, известные литейщики колоколов, занимают участок от Колпачного до Хохловского переулка и разворачивают тут же фабрику церковной утвари. А в бывшем здании Коллегии иностранных дел в 1882 году размещается известная нотопечатня Петра Юргенсона.

Здесь же, между Большим и Малым Трехсвятительским переулками, располагаются обширные владения Саввы Морозова: приносит баснословные прибыли известная мануфактура, в собственном особняке обитает властная мать, живет сестра Юлия Крестовникова, получившая в приданое особняк с садом на углу Большого Трехсвятительского и Покровского бульвара (архитектор Петр Дриттенпрейс), работает знаменитый Исаак Левитан, для которого здесь выстроена мастерская. Серебряный век для Ивановской горки — короткое время покоя перед огромными потрясениями.

Революция в октябре 1917 года стала для старой Москвы временем гибели храмов, памятников, традиций. Морозовский особняк, где располагался в 1918 году штаб левых эсеров, разгромили латышские стрелки. Церкви обезглавили, закрыли, превратили в складские помещения, с кирхи сняли шпиль, в здании её женского училища разместили школу НКВД. Той же зловещей организации передали Покровские казармы и бывшую снегиревскую лечебницу по Колпачному, 11. А в «английский замок», как именовали особняк известного текстильщика барона Кнопа, выстроенный Карлом Трейманом, перевели горком комсомола. Здания Межевой канцелярии занял Наркомзем, сад при нем сначала закрыли, но в 1936 году отдали детям, назвав почему-то в честь партийного экономиста Владимира Милютина.

К счастью, уже в 70-е годы ХХ века, еще при советской власти, Маросейка и Покровка были объявлены заповедной охранной зоной. Серьезная реконструкция памятников Ивановской горки началась в 90-е годы. Отреставрировали Ивановский монастырь, кирху Петра и Павла, здание Реформатской церкви. Возродили храм Святой Живоначальной Троицы в Хохлах. И хотя многие архитектурные памятники Ивановской горки и сегодня в запустении, а некоторые утрачены безвозвратно, Москва вокруг храма все же сохранила прелесть патриархального облика, осталась почти такой, какой была в прошлых столетиях.

Марина Токарева