Неделя 24-я по Пятидесятнице. Глас 7

АПОСТОЛЬСКОЕ ПОСЛАНИЕ: Еф., II, 14 – 22

ЕВАНГЕЛЬСКОЕ ЧТЕНИЕ: Лк., ХII, 16 – 21.

 -----------------------------------------------------------------------------------------------------

Тропарь 7 гласа

Разруши́л еси́ Кресто́м Твои́м смерть,/ отве́рзл еси́ разбо́йнику рай,/ мироно́сицам плач преложи́л еси́,/

и апо́столом пропове́дати повеле́л еси́,/ я́ко воскре́сл еси́, Христе́ Бо́же,/ да́руяй ми́рови//

ве́лию ми́лость.

Кондак 7 гласа

 Не ктому́ держа́ва сме́ртная/ возмо́жет держа́ти челове́ки:/

Христо́с бо сни́де, сокруша́я и разоря́я си́лы ея́;/ связу́ем быва́ет ад,/

проро́цы согла́сно ра́дуются,/ предста́, глаго́люще, Спас су́щим в ве́ре://

изыди́те, ве́рнии, в воскресе́ние.

 -----------------------------------------------------------------------------------------------------

Введение Богородицы во храм: Перемещение центра тяжести жизни

Когда-то, во времена еще не столь давние, но, как кажется иногда, тысячелетиями отделенные от нас, жизнь измерялась, в первую очередь, духовными, религиозными праздниками.

О, конечно, далеко не все знали в точности содержание каждого из них, но все шли в церковь, для многих, может быть, даже для большинства, праздник был прежде всего возможностью выспаться, поесть, попить, отдохнуть. И все-таки, думается, каждый чувствовал, даже если и не сознавал ясно, что праздник — это прорыв в жизнь чего-то высокого и светлого, соприкосновение с миром каких-то иных реальностей, напоминание о чем-то, что забывается и заглушается буднями, т. е. суетой и усталостью повседневной жизни.

Даже названия праздников: Введение во Храм, Рождество, Богоявление, Сретение, Преображение, даже сами эти слова — своей торжественностью, инаковостью по отношению к действительности, таинственной красотой своей о чем-то напоминали, к чему-то звали, на что-то указывали… Праздник — это был как бы вздох человека о какой-то утраченной, но манящей красоте, вздох о возможности другого.

Но теперешний мир наш стал будничным, беспраздничным — и даже прививки казенных, «социальных» праздников не устраняют этого налета пепла, грусти и безочарованности. Ибо, повторяю, сущность праздников именно в этом прорыве, подъеме — в иную реальность, в мир духовной красоты и света. Но если этой реальности нет, если по существу — нечего праздновать, то никакими искусственными подъемами праздника не создать.

Вот праздник Введение во Храм Пресвятой Богородицы. О чем он? Тема его простая: маленькую девочку родители приводят во храм Иерусалимский. Ничего необычного, в то время так поступали многие, это было общепринятым обычаем. Ибо привести в Храм — это значит жизнь ввести в соприкосновение с Богом, дать жизни конечную цель и назначение, осветить ее изнутри светом высшего опыта.

Но вот, повествует церковная служба этого дня, вводят ее туда, куда никто, кроме священников, не смел входить, вводят в место, называемое «святое святых», в таинственную, священную глубину храма. Имя этой девочки — Мария. Это будущая мать Иисуса Христа, т. е. та, через которую, верят христиане, сам Бог приходит в мир, к людям, чтобы разделить их жизнь и раскрыть божественное ее содержание.

Что это — сказки? Или тут что-то поведано и раскрыто, о чем иначе, в простых человеческих словах может быть и не скажешь, то, что прямо, непосредственно относится и к нашей жизни?

Вот был этот благолепный, тяжелый храм — слава Иерусалима. И веками люди верили, что только в нем, за тяжелыми стенами может человек соприкоснуться с Богом. Но священник взял Марию и ввел ее в самое священное место, и мы и сейчас поем: «пречистый Храм Спасов вводится в храм Господень». А потом, Христос сказал: «Разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его». Евангелист прибавляет: «а Он говорил о храме тела Своего».

Смысл всех этих событий, всех этих слов, всех этих воспоминаний прост: отныне храмом становится человек, отныне не камни и не алтари, а человек — его душа, его тело и вся его жизнь — вот священный и божественный центр мира, вот его «святое святых». Один храм — живой и человеческий — входит в другой, каменный, материальный, и изнутри завершает его смысл и назначение.

Перемещается центр религии, более того — перемещается центр тяжести жизни. В мир входит учение, не ставящее ничего выше человека, ибо Сам Бог принимает человеческий образ, чтобы явить, что назначение человека, призвание его — божественное. С этого момента начинается свобода человека. Нет ничего над ним, ибо сам мир для него — дар Божий, данный ему для исполнения божественной судьбы своей.

С тех пор, что вошла Дева Мария в «святое святых», сама жизнь стала храмом. И когда празднуем мы праздник Введения во Храм, мы празднуем этот божественный смысл человека, высоту и свет его призвания. Их не стереть, не выкорчевать из человеческой памяти.

Протопресвитер Александр Шмеман

Текст взят с сайта: http://www.pravmir.ru/vvedenie-bogorodicy-vo-xram-peremeshhaetsya-centr-tyazhesti-zhizni/

 ----------------------------------------------------------------------------------------------------- 

ПРИХОДСКОЕ СОБРАНИЕ

10 ноября состоялось ежегодное приходское собрание. Был обновлен список. Обсудили материальную сторону жизни прихода.

Священники нашего храма обратились с наставлениями к прихожанам, ответили на их вопросы.

Отец Алексей:

Наша община существует очень много лет. Те члены нашей общины, которые были в ней с самого начала, прекрасно помнят, из чего она выросла, какое количество трудов и личного отношения каждого из очень небольшой тогда общины было в это вложено.   Тогда был только один священник, это я. Постепенно приход рос, появились новые прихожане и священники. Но основной труд лег на тех, кто был в самом начале. И, слава Богу, что они никуда не ушли и продолжают составлять очень важную фундаментальную часть нашего прихода. Знаешь, что есть на кого опереться, что этот человек никогда не подведет.

Приход за время своего существования очень сильно вырос, хотя по сравнению с другими московскими приходами, он остается маленьким. Но существует одна тенденция, которая кажется мне очень опасной и болезненной. Когда в наш приход приходят, говорят: «Как здесь хорошо, как нормально!» Конечно, мы знаем наши недостатки и наши ошибки, но, тем не менее, внешнее впечатление от прихода такое – тут вроде как все хорошо.  И кажется, что так было всегда и всегда так будет, что это очень естественно.

Нет, дорогие, то, что происходит в нашем приходе и в других замечательных московских приходах – это не естественно.  К сожалению, даже в Москве это исключительные вещи – такая приходская жизнь. Сегодня такие приходы существуют, их становится больше, но это исключения, а не естественные вещи.  И хранить их надо усиленно.

А у нас, что происходит... Членство в приходе – самодостаточно для нас. Многие из нашей общины могут по нескольку месяцев в храм не приходить. Я уже не говорю о том, что практически никто из прихожан не участвует ежевоскресно в литургии.  Кажется, что это все есть и никуда от меня не денется… нет времени сегодня, приду в следующее воскресенье...  Раньше было зазорно для каждого из нас в воскресенье проспать, в воскресенье не причаститься, а сейчас не прийти – обычно. Проявить некое усилие уже как бы не считается важным.

В приходском списке – более 160 семей. А причащается 100 человек, из них 50 и больше детей. А приход растет… А приход умножается… А в приход приходят новые люди… И все как бы внешне прекрасно, а по сути – вот так.

Давайте определимся. Если мы приход и нас связывает Евхаристия, то воскресный день – это день всего прихода. Это Божий день. И члены прихода это те, кто причащается воскресным Божественным днем. А все остальные – то приходят, то уходят… И даже нахождение в списке прихода не делает никого более живым и более благочестивым.

И я хочу сказать: «Что не хранишь, то обязательно потеряешь». Приход – это когда ты приходишь, когда не выбираешь, приди или не прийти. Тут нечего выбирать христианину, все давно выбрано.

Поэтому не думайте, что все будет идти так же, как идет. В какой-то момент это все может затрястись, покачнуться и измениться. А опереться будет не на кого. И все, что так долго, упорно и такими усилиями созидалось, и с такой радостью возвещалось другим, чем делились с другими, может очень быстро исчезнуть.

Отец Николай:

У меня тоже есть одна мысль, о которой я часто говорю - о церковном благочестии, о нашем отношении к участию в литургии и в церковных таинствах.

Митрополит Антоний Сурожский писал как-то, что в молитве очень важно настроиться на саму молитву, как бы открыть в себе самом, что происходит во время молитвы. Он говорил, что молитва – это Страшный суд. Когда мы встаем на молитву, мы встаем перед Богом, перед Тем, Кто сотворил вселенную, жизнь, установил законы, на основании которых вселенная существует. Мы обращаемся к Тому, кто дал жизнь каждому из нас, и Кто будет нас судить после нашей смерти. После молитвы нельзя уйти так, будто ничего не произошло, мы будем либо оправданы, либо осуждены.

Это о домашней молитве. Но насколько, наверное, важнее и страшнее участие в Божественной литургии! Мы приходим на литургию, чтобы выразить нашу веру, любовь, благоговение перед Богом и соединиться с Судьей будущего века. И мы можем себе позволить не побывать на важнейшей части службы, на всенощной, или прийти к половине литургии!

А про таинства я уж не говорю. Исповедь – одно из семи таинств Церкви, такое же, как венчание, крещение, как сама Божественная литургия. И вот священник выходит утром читать молитвы перед исповедью, а народу почти никого нет, а потом они откуда-то берутся, и отец Сергий стоит и исповедует всю литургию. А молитву, с которой начинается таинство, не слушали…

Никому не приходит в голову опоздать на свое крещение, прямо от дверей бултыхнуться в купель. Сначала все-таки молитвы идут. И на венчании никому в голову не приходит от дверей венцы на голову надеть. Но почему-то на исповедь считается возможным прийти и начать исповедоваться, не слушая молитв.

Евхаристия – это благодарение Богу, а многие в этот момент исповедуются. Ведь невозможно представить, что во время венчания, когда священник читает Евангелие, хор поет, жених и невеста каются в своих грехах. Это немыслимо….. абсурдно… Но почему-то можно каяться в своих грехах, когда идет Евхаристия, благодарение Богу. Я в недоумении, огорчении и скорби… В чем же наша любовь, верность, благоговение перед Богом…

Записки, например… Мы всю литургию читаем записки, потому что люди подходят и подают их в течение всей службы. Священник, вместо того, чтобы молиться, предстоять перед Богом, перечисляет имена.

Если даже домашняя молитва – это Страшный суд, то вдвойне это относится к нашему участию в Литургии.

Отец Алексей:

Это опять к разговору о том, к чему человек быстро привыкает. Было бы неправильно, если бы мы со священниками договорились, что опоздавших не исповедуем, к Чаше не допускаем. Странно применять такие запретительные меры к взрослым христианам, свободным людям, которые сами для себя избрали путь веры, которых никто за шиворот причащаться не тащит, никто в храм идти не заставляет. Мы сейчас могли бы поговорить о более сложных богословских вещах, о тайне Святой Троицы… а мы говорим о дисциплине. И главная причина в том, что человек легко привыкает к тому, что вокруг себя видит, и считает, что это нормально. Дорогие – это ненормально! Наша приходская жизнь – не нормальное явление! А как у всякого ненормального явления, у нее нет особых опор и гарантий. Она ни в чем внешнем не укоренена. Она зиждется только на самих прихожанах, на свободе христианской. И выстраивается она тяжело, долго, усердно. А теряется очень быстро, как вообще все хорошее.

Отец Александр:

Я во многом хотел бы повторить то, что говорили до меня, не буду этого делать. Сказано достаточно. Отец Алексей говорит, что не надо вводить какие-то запретительные меры, но мне кажется, на некоторые стоило бы пойти. Может быть, совсем не исповедовать во время литургии, это, действительно, невозможно. Но надо понимать, что исповедуются с утра только дети, семьи с детьми и больные немощные люди…

Отец Сергий:

А у меня та же самая тема. Когда идет исповедь, и стоят люди, то очень трудно развернуться и уйти. А вдруг у человека что-то серьезное, не знаешь, кто как среагирует… это очень тяжело.

Если бы все приходили на всенощную, то не возникало бы этого вопроса. А люди бы только приобретали удивительный молитвенный настрой, который мы получаем на всенощном бдении, домой его приносим и с другим ощущением проводим этот вечер. Особенно это важно для тех, кто к причастию готовится. Одно дело – в суете, другое – придя со всенощной, другой человек приходит совсем. Всенощная – такая красивая, прекрасная служба! Мы обкрадываем сами себя!

И про разговоры. Вот величественный храм… богослужение идет… и вдруг начинается разговор. Люди приходят не только Богу помолиться, но и пообщаться. Но храм – это не клуб. Клубы из них большевики делали. Давайте вынесем личное общение за пределы храма. Просто надо сказать себе – я к Богу пришел.

Очень трудно служить, когда в храме разговоры. Очень трудно, когда идет служба, а надо исповедовать. Услышьте нас, братья и сестры!